Только так. И никак иначе

Лёнечка, отдуваясь и прихрамывая в непривычной одежде и обуви, доковылял до скамеечки у почты, рухнул на неё и в изнеможении вытянул ноги. Голова под париком и дурацкой красной береткой нестерпимо чесалась. Он засунул палец под искусственные волосы и исступлённо, как замученная блохами дворняга, поскрёб взмокший затылок. Говорил же Наталье, что ничего не получится! Не взял его к себе на работу новый хозяин дома. Ну и отлично. А то б пришлось ему в дурацком бабском прикиде как минимум неделю мучиться. Ужас какой!

А теперь - свобода! На нет и суда нет. Теперь Наташкина очередь поработать. Дёрнула же его нелёгкая семейную историю ей рассказать. А она, дура-баба, и загорелась: давай да давай попробуем, а вдруг выгорит дельце! Тьфу, идиотка! Но хороша зараза. У него, у Лёнечки аж слюнки текут, как её видит: белокожая такая, волосы длинные, кудрявые, сама розовенькая, глазки голубые... Пастила фабрики "Ударница", а не баба! Эх, за такую можно и пострадать. Вот он и страдает.

Он снова заёрзал, пытаясь сесть поудобнее. И как только женщины в такой одежде ходят? Это ж кошмар какой-то! Здесь жмёт, там тянет, под юбку дует, сумка дурацкая мешает и найти в ней ничего невозможно, ангорская беретка, щедро линяя, на глаза лезет, устал уже отплёвываться и с накрашенных ресниц тончайшие шерстинки снимать. Кто придумал эти ангорские беретки, кофточки, перчатки и шарфики?! Едешь в метро, толчея, духота, а кругом сплошь ангорские кролики, а не люди. Одна рукой махнёт, а кофточка линять начинает, другая почешется — так шерсть по вагону летает, лезет в рот, ноздри, глаза. А теперь и он в это безобразие одет. Форменный кошмар.

А косметика?! Когда Наташка его сегодня красила, он чуть не скончался: тональный крем "Балет", тени, тушь с дурацкой кисточкой, такую уже и не делают, ярко-розовая старческая помада, духи "Красная Москва" из стратегических запасов Наташкиной бабушки. Бабушка померла лет десять назад, а запасы, гляди-ка, целы и даже пригодились. Тётка Наташкина ничего не выбросила, они и нашли, применили, так сказать, по назначению.

Наташка красила его и приговаривала:

- Мы из тебя делаем деревенскую красотку, так что и косметику надо брать что попроще, подходящую для создаваемого образа, - с этими словами она поплевала в футлярчик с тушью и растёрла всё щёточкой, похожей на зубную, только крошечную. Лёнечку аж перекосило от отвращения, когда она ему стала этим ресницы красить. Бр-р-р. Но ничего не попишешь. Взялся за гуж - теперь терпи. Хорошо ноги не стала ему брить для полноты картины. А ведь хотела: а то, видите ли, волоски через колготки просвечивать будут. Еле отбился!

Вот и терпел он с самого утра, пока в электричке ехал, за домом следил, с сопляком-хозяином разговаривал. Хотел было на машине поехать, да Наташка не дала: вживайся, мол, в образ. Пришлось в дурацкой юбке, пальто и сапогах-дутиках в вагоне трястись. Думал, не доедет никогда. Но ничего, доехал. Растянулся, правда, на платформе, когда из вагона выходил: юбка проклятая между ног запуталась. Грохнулся так, что чуть концы не отдал. Котомка в одну сторону, очки со стёклами без диоптрий в другую, сам Лёнечка в третью! Картина маслом! Пацан какой-то к нему кинулся: потерпите, подождите, сейчас помогу, тётенька!

- Какая я тебе тётенька, сопляк! - рявкнул озверевший от боли и обиды Лёнечка и так отпихнул пацана, что тот отлетел и плюхнулся на скамейку.

- Во тётка даёт! - восхищённо протянул какой-то бомжик. - Во темперамент!

Польщённый и вмиг успокоившийся Лёнчик собрал свои манатки и кокетливо подмигнул бомжику. Тот вошёл в раж:

- Красавица! Персик!

Лёнечка, окончательно повеселевший, послал неожиданному поклоннику воздушный поцелуй и изящно, как ему казалось, направился наниматься на работу.

С работой не выгорело. Он честно терпел и старался, но молодой оболтус прислугу нанять не захотел. Что ж, его право. Теперь Наташке придётся воплощать в жизнь план Б. По идее, ему положено было бы ревновать, больно уж план этот неоднозначный. Но почему-то не хочется.

Лёнчик вздохнул, со вкусом, до хруста, потянулся и принялся искать в безразмерном бауле страшную роскошь по российским меркам - мобильник, купленный в Штатах и заботливо привезённый с собой. Ох, Наташка сейчас верещать будет! Ну, да пусть покричит - с него не убудет, а она пар выпустит и отойдёт. Горячая, но не злопамятная она.

Как он и предполагал, Наташка рвала и метала:

- Что ж ты за человек такой, Щенин! Никакой пользы от тебя в хозяйстве! На работу устроиться – и то не смог!

Лёнчик поморщился:

- Ой, Наташ, уймись! Я не смог – ты сделаешь. А без меня ты вообще ни о чём бы не знала, так что не кипятись, а давай – готовься. Теперь ты пойдёшь. Может, и выгорит дельце.

Наташка хмыкнула:

- Да ладно, бывает. Живи, Щенин! Не буду тебя сегодня убивать! Приезжай давай.

- Вот уж осчастливила, - буркнул Лёнчик, - зараза ты, Наташка.

- А я ещё удивлялся, почему это Фред на бедную женщину рычал… - Павел покачал головой. – А он, похоже, унюхал, что не женщина это никакая, а самый натуральный ряженый.