Зал был битком набит военными и их дамами. В море синего и защитного цветов терялись редкие гражданские костюмы. Оркестр уже сыграл «Сэр Эхо» и «Наперегонки с луной», а Стрейндж все еще потягивал виски и собирался с мыслями. Он не был охотником до танцев и не сообразил, что надо бы пригласить Линду. Он ждал, что она заговорит об их делах.
— Ну, с чего же лучше начать? — сказал он, не выдержав.
— Может, с того, что ты пригласишь меня потанцевать?
— А-а, конечно.
Он механически двигался под пыхтение «Поезда из Чаттануги» в толчее танцующих пар. На душе у него было неспокойно. Лишь под конец мелодии он обратил внимание, какие красивые па выделывает Линда, и чуть отстранившись, остановился, чтобы полюбоваться ею.
— Ты даже не заметил, как я научилась, пока тебя не было.
— Ага, вот только сейчас увидел. Занималась где или как? — Сзади Стрейнджа нечаянно толкнул морячок в белом летнем костюме, и он снова повел Линду.
— Да нет, само собой получилось. Мы с подружками часто на танцы ходим, — сказала она, уткнувшись ему в плечо.
— Вы что, друг с дружкой танцуете?
«Поезд из Чаттануги» наконец прибыл на место назначения, и джаз без остановки, не дожидаясь аплодисментов, заиграл «Как знать» — коронный номер Алисы Фей. Стрейндж слышал эту песенку по радио и на Гуадалканале, и на Нью-Джорджии. Тоукьо Роуз тоже исполняла ее.
— Чаще всего, — ответила Линда. — Само собой, иногда и ребята приглашают.
Стрейндж не обладал ни талантом к танцам, ни сноровкой, но сейчас он чувствовал, что благодаря Линде у него получается совсем неплохо, однако это не доставляло ему радости, а, наоборот, беспокоило еще больше.
Музыка кончилась, они вернулись за столик, и Стрейндж подозвал официанта, чтобы заказать еще выпивку.
— К бифштексу хорошо бы красного вина, — сказала Линда.
— Вина? — удивился Стрейндж. — Давай возьмем, если хочешь.
— Скажи, чтобы принесли винную карточку, — непонятно улыбаясь, попросила она.
— Теперь ты скажешь, чтобы я подождал, пока поедим? — не удержался Стрейндж, заказав бутылку французского вина за двенадцать долларов.
— Нет, почему же.
— Ну, тогда слушай.
С привычной обстоятельностью, которой он славился в роте и очень гордился, он принялся излагать варианты, о которых говорил Каррен, но чем дальше, тем больше нервничал и мрачнел. Ему не нравилось, как она воспринимала его рассказ: Линда не проронила ни словечка.
— Так вот, значит, — заключил он. — Если захочу, хоть сейчас демобилизуют. Тогда можем сразу же заняться ресторанными делами. Обстановка подходящая. У твоих малость в долг возьмем. Небось дадут, как ты считаешь?
— А что будет с твоей бедной рукой? — задумчиво спросила жена и погладила перевязанную ладонь.
— То и будет, — пожал он плечами. — Ограниченная подвижность двух средних пальцев, вот и все. Я уж год так хожу. Ничего страшного. Там, глядишь, пенсию подкинут.
— А если сделать операцию?
Стрейндж снова пожал плечами, начиная раздражаться. Ведь все вроде бы растолковал ей.
— Он не гарантирует, что операция удастся. Если удастся, я остаюсь в армии до конца войны. Если нет, рука будет как сейчас.
— Это хорошо, что у тебя есть выбор, — печально сказала Линда.
— Ты что, не рада, что мы можем открыть ресторан? — не сдержался Стрейндж.
— Рада, конечно, рада. Но, видишь ли…
— Что «видишь ли»?
В этот самый момент, словно посланный зловредной судьбой, у столика возник официант с бифштексами. За спиной Стрейнджа оркестр наяривал «Песенку Элмера».
— Давай сначала поедим, а потом я тебе кое-что расскажу.
Если Линда и была чем-то расстроена, то это не сказалось на ее аппетите. Она умяла здоровенный кусок мяса, не тронув лишь тонкий краешек жира, а заодно всю порцию жареного картофеля с горошком и зеленью. От работы, сказала, очень аппетит развивается. Стрейндж с ожесточением кромсал бифштекс, как будто мстил за то, что их прервали в самый ответственный момент. Линда положила на тарелку рядышком нож с вилкой и, манерно оттопырив мизинец, отодвинула ее от себя. Прикончив третий бокал вина, она облокотилась на стол, подперла подбородок ладонями и уставилась на Стрейнджа большими ясными, немного печальными глазами.
— Ну? — спросил Стрейндж.
— Я давно хотела тебе сказать. Я встретила одного человека… Ну, в общем, у меня есть друг.
— Кто-кто?
Линда густо покраснела.
— Ну, друг, понимаешь? И я люблю его.
— Ах вот оно что, — протянул Стрейндж. Потом уже он вспоминал, что оркестр в это время томно играл «Я вернусь к тебе, дорогая» — самую популярную военную песенку, которую первой исполнила Вера Лини.
— Да, люблю, — повторила Линда. — И я не хочу с ним расставаться.