– Все в порядке. Спасибо. А сколько времени?
– Начало пятого.
– Пятого? Дня? Я проспала целый день?
– Это такая коварная комната, – засмеялась она. – Леня называет ее берлога. Здесь и всю зиму можно проспать. Хочешь, раскрою шторы?
– Да, пожалуйста. – Заметив, что соседняя кровать пуста, я села. – Артём давно встал?
– Давно. Его Леня разбудил. У них там дела. Ушли в контору еще двенадцати не было. Даже на обед не захотели прийти.
Мира Борисовна раздвинула шторы, но почти ничего не изменилось. На улице уже было темно.
– Что тебе приготовить?
– Я бы выпила просто чаю. Зеленого. Можно?
– Конечно, можно. У меня вековые запасы зеленого чая. Лене тетя Ада из Китая прислала три килограмма вразвес. Жасмин. А кроме меня, здесь его никто и не пьет.
По одеялу в ногах что-то легонько ударило. Осторожно переступая через меня, к стенке пробирался мурлыкающий полосатый котик.
– Вот тебе раз! Бармалей! Что ты тут делаешь? – Мира Борисовна подхватила его.
– Нет-нет, оставьте, – попросила я.
Котик был тоненький и мягкий, оказавшись у меня в руках, он тут же сунул голову мне под мышку и, быстро задвигав лапами с растопыренными когтями, громко заурчал. Получилось щекотно, и я рассмеялась.
– Он котенок еще, – пояснила женщина. – Глупый. Надоест – просто скинь на пол. Про чай я поняла, теперь нужно разобраться с едой.
Она приготовила мне питу с сыром и выложила на тарелку рядом с желто-белыми горячими треугольниками зеленые кружочки свежих огурцов. Аппетит мгновенно пробудился только от одного их вида.
Чувствовала я себя отдохнувшей и немного разленившейся. После двухдневных скитаний нормальные домашние условия подействовали на меня очень умиротворяюще.
Пока я ела, Мира Борисовна рассказывала про своих детей, живущих по соседству и заправляющих магазинами на первом этаже, а также несколькими торговыми точками в округе. После переключилась на жен своих сыновей и как им всем повезло, что у них такая дружная и большая семья.
Я слушала ее вполуха, наблюдая за тем, как возятся два черных кота, и наслаждалась обстановкой.
– Конечно, они не сразу мне понравились. Да и никто бы не понравился. Ты когда-нибудь слышала анекдоты про еврейских мам? «Моня, ты почистил зубы?» – комично пародируя еврейский акцент, которого на самом деле у нее не было, произнесла она. «Мама, я взрослый, мне уже сорок». – «И что теперь? Не нужно чистить зубы?»
Она заразительно расхохоталась.
– Так вот я та самая еврейская мама. Для меня мои дети – всегда дети. И смыслом своей жизни я вижу их счастье и благополучие. Поэтому правильная еврейская мама никогда не станет портить отношения с ребенком из-за какой-то там жены. Пусть их будет хоть десяток. Если нравится моему сыну, то рано или поздно понравится и мне. Это называется – сохранять авторитет и уважение. А без уважения крепкую семью не построишь.
Мира Борисовна достала пять здоровенных свекольных клубней и отправила их в широкую алюминиевую кастрюлю.
– Марик у нас очень горячим мальчиком рос. Хотел стать футболистом, актером, даже летчиком. Мы ему ничего не запрещали, но и не помогали. Сказали: хочешь – делай. Он все попробовал, оступился, осознал и в двадцать три сам подал документы в Финансовую академию, а потом пришел к нам и сказал: «Мама, папа, спасибо, что сделали из меня человека». Не у всех, конечно, такие сознательные дети получаются, спасибо хорошей наследственности, но, если ввязался в родительство, изволь быть мудрым.
Облокотившись на стол, она доверительно подалась ко мне:
– Я знаю вашу историю. Ко мне Любочка с утра заходила. Мы с ней как в Интернете новости почитали, так за голову схватились. Что же это у вас там такое творится?
– Там пишут неправду.
– Это мы уже поняли, но мне бы хотелось знать, что все-таки случилось на самом деле.
– Нам пришлось уехать, потому что моя мама наняла охранника водить меня в школу, а после посадила под домашний арест.
Мира Борисовна покачала головой:
– Серьезная у тебя мама.
– А еще она написала на Артёма заявление о похищении. Сама бы она так никогда не поступила, но опекун Артёма решил его наказать по-своему, вот они и придумали эту историю.
– Тёма – хороший мальчик и не заслуживает всего, что с ним случилось, – задумчиво сказала Мира Борисовна. – Дети не должны становиться инструментом в руках самоутверждающихся взрослых. Мне его искренне жаль. Я это и Лёне тысячу раз объясняла. Не волнуйся, он ему поможет. Этот Костров тот еще фрукт. Доверить ребенка на попечение такому человеку было верхом безумия, как и составить это дикое завещание с абсурдными условиями. Но Стас, Тёмин отец, в последние годы здравомыслием и не отличался. Его волновало только возвращение популярности. А Костров ему ее обещал.
Я понимающе кивнула.
– Очень его любишь? – Мира Борисовна вдруг расплылась в лукавой улыбке.
– Да.
– Как это прекрасно: молодость, любовь, борьба за счастье! Ты не бойся, раз такое происходит, значит, все у вас будет хорошо. Счастье же не приходит просто так. И выражение, что за него нужно бороться, не пустой звук.