Боцман приказал подать пеньковые стропы. Нужна была незаурядная сноровка и умение, чтобы надежно застропить катер, но матрос, находившийся на нем, действовал неуверенно. Он боялся, что его смоет в море, и поэтому все его движения были скованными и замедленными.
— Что вы делаете?! Ну что же вы делаете?! — выходил из себя боцман.
Появился Чижиков.
— Разрешите мне, товарищ мичман?
Кныш внимательно посмотрел на матроса. Он явно колебался. Затем махнул рукой:
— Ну что ж, попробуйте.
Чижиков, положив скрипку, быстро спустился по концу на катер. Работал он великолепно. Его тонкие, привычные к скрипичному смычку пальцы ловко закручивали сложные морские узлы. Он перебегал с кормы на нос катера и надежно обматывал его стропами.
— Вот это дело, — восхищенно говорили те, кто обеспечивал подъем катера с борта.
Боцман молчал.
Вдруг катер резко швырнуло волной. Мгновение — и мы увидели, как Чижиков полетел в воду. Все замерли. Многотонный катер, взмыв кверху, стал падать вниз, на Чижикова. Кто-то сдавленно вскрикнул. Но Чижиков ушел под воду. Его тело мелькнуло в зеленой воде и показалось наверху. Вот он уже на катере и снова уверенно обматывает его. Минуты через три катер подняли на борт. Мокрый Чижиков тяжело дышал, но улыбался.
Не знаю, как это получилось, но в сутолоке кто-то ногами раздавил скрипку. Когда Чижиков увидел это, улыбка сползла с его лица. Он как-то весь сник, обмяк и, взяв обломки инструмента, ушел в кубрик. Мы подавленно молчали.
С тех пор на баке нашего корабля перестала звучать скрипка. Мы все будто что-то потеряли. И если по вечерам мы собирались на баке, то уже мало кто из нас смеялся, а тем более Чижиков.
Однажды боцман отозвал меня в сторону.
— Понимаете, какая вещь, — смущенно сказал он. — Я достал скрипку и хотел бы подарить ее Чижикову. Как вы думаете, удобно это?
Я опешил:
— Вы, скрипку?
— А что? — обиделся боцман. — Считаете меня бесчувственным?
Этот день был по-настоящему прекрасным. Мы снова сидели на баке и опушали удивительную музыку. Вместе со всеми сидел боцман Кныш.
— Степан Тимофеевич, — спросил я шепотом, — а как же это вдруг — броня, пушки, скрипка и вы?
— Одно другому не мешает, — ответил рассудительно боцман, сворачивая неизменную самокрутку, — и даже дополняет.
ДЕВЯТЫЙ ВАЛ
Разрешаю взять второй билет.
Капитан 2 ранга Борисов встал из-за стола, заложил руки за спину и с немым укором посмотрел на Зорина. То, что предложил преподаватель, было из ряда вон выходящим. Никогда и никому на экзаменах не разрешали брать второго билета, а вот Борисов разрешил. И Зорин понимал, что это был последний «спасательный буек», брошенный ему в критическую минуту вопреки правилам. Захотелось крикнуть: «Да, я знаю все, понимаете — знаю!..» Но он не крикнул, а нехотя взглянул на вопросы другого экзаменационного билета, увидел, что все они довольно простые, и, отводя взгляд от огорченного лица преподавателя, буркнул:
— Не могу ответить.
Через день, с защитным вещевым мешком за плечами, Юрий Зорин шагал к новому месту службы. В картонной папке среди аттестатов, медицинских справок и других служебных бумаг лежало предписание, в котором было отстукано на машинке: «Отчислен из училища за неуспе-ваемость».
Узкая, похожая на тропинку, дорога косо резала пустырь на две неровные половины. Весеннее солнце уже согревало стылый воздух, и кое-где на пустыре, будто пятна пролитой краски, зеленела веселая травка.
Зорин взошел на бугор и увидел море. В тот день оно было разных цветов. У берега, где желтели россыпи песка, море тоже было желтым. Далее оно наливалось зеленью, затем неприметно синело и у самого горизонта становилось совершенно синим, как новенький матросский воротник. Свежий ветерок гнал бестолковую рябь. Ошалелые от весеннего солнца и ветра чайки носились над водой, и их оживленный гомон долетал до Юрия.
Стало почему-то грустно. Юрий вспомнил, как еще мальчишкой всегда хотел быть моряком, вырезал из журналов морские картинки, мастерил модели фрегатов. Поступал в училище со сладостной мыслью: «Буду моряком- офицером». И вот теперь все полетело к черту. Не захотел.
Сам не пожелал, провалил себя на экзаменах. Не таким все рисовалось в прошлом, как оказывалось на самом деле.
Помнится, видел на улице моряков в красивой, нарядной форме и думал: «Да, это мое призвание». Воображал себя на капитанском мостике в тужурке с золотыми позументами. Ходил только на «морские» фильмы. Выискивал на экране жадным взглядом строгие силуэты кораблей и старался понять значение ярких флагов на реях ажурных мачт. Грезил девятым валом. Бороться — не в этом ли высшее счастье? Да, он смело выйдет навстречу девятому валу и победит.