Только для нас

Закат, солнце красное-красное, падает за противоположный берег, и волны мягко шуршат, словно река дышит, мерно и глубоко, засыпая.

Я смотрю на закат, ощущая, как слезятся глаза. Нельзя смотреть на солнце, можно ослепнуть. Сгореть. Но лучше я сейчас сгорю, только чтоб не замерзать опять…

Я знаю, что позади стоят мои друзья детства, превратившиеся из порывистых, безбашенных сорванцов в серьезных, до дрожи пугающих зверей, с дикими взглядами и кровью на руках. Рядом с этими зверями опасно находиться. Всем. Кроме меня.

От них веет жаром, я ощущаю это спиной, и тело мое, все еще ледяное, стремительно нагревается.

И впервые мне не хочется бежать от их огня. Хочется , наоборот, чтоб окутали собой. Хочется прогреться уже до самого нутра. Сгореть хочется. С ними.

Я поворачиваюсь и смотрю по очереди то на одного, то на другого.

И не пугаюсь теперь жадного, голодного выражения их глаз.

Мне кажется, что у меня такое же. Потому что жарко. Потому что они — воплощенный огонь.

Потому что они — мои оба.

И, черт, я не хочу ничего решать больше. Не хочу ни о чем думать. И выбирать не хочу.

Мы стоим на обрыве нашей родной реки, и мне кажется, что она мягко подталкивает меня в спину, словно благословляя.

Идти к ним.

Глава 35. Ветка

— Ветка…

Я не знаю, кто это говорит сейчас. Кто из них. Или за спиной моей река шепчет?

Я смотрю в их глаза, с отблесками заходящего солнца в зрачках, и, словно во сне, тяну ладони. Трогаю одновременно обоих, легко, даже пугливо. Почему-то кажется, что сейчас что-то произойдет, что они исчезнут, пропадут… Или я пропаду.

Ванька, извернувшись совершенно по-кошачьи, мягко ловит мою ладонь губами, прикусывает пальцы. И я удивляюсь, насколько его прикосновения нежные. Чуть колкая щетина, сухая кожа… И ласковые губы.

Тим просто сопит и тянет меня за руку к себе ближе, ему играть не хочется. Ощущаю, как выдыхает мне в шею, царапая короткой черной бородой, как тяжелые лапы ложатся на талию, властно так, жестко даже. Становится горячо мгновенно!

Ванька перехватывает меня за запястье, целует пальцы по одному, потом ладонь, потом вдоль по внутренней стороне руки, и это дико чувствительно, настолько, что колотить начинает, а Тим в это же время прикусывает по-звериному шею, все сильнее и несдержанней втискивая в себя.

И я не могу сказать, от чего горячее и безумнее сейчас: от нежных, ласкающих губ Ваньки или от жесткого обладания Тима. И возможно ли разделить? Возможно ли одно без другого?

— Ветка… Ебать, я напрягся… — столько слов от Тима — та еще неожиданность, говорит он глухо, не прекращая шумно дышать мною, не прекращая сжимать все грубее и откровенней, — не делай так больше…

Мне хочется сказать, что я и не делала, что я вообще не собиралась и не виновата, но в этот момент у Ваньки, судя по всему, кончается терпение, потому что он резко отпускает мою ладонь и перехватывает за подбородок, целует жадно и грубо, сразу раскрывая губы, сразу глубоко, мягко вытаскивая из лап Тима, обнимая так, что ощущаю себя словно в коконе спеленутой, а через мгновение теряю опору под ногами.

Меня несут.

Куда-то.

И, вот честно, плевать, куда.

Хотя, нет, не плевать…

Пусть это будет тот сарайчик… Интересно, он функционирует еще? Есть ли там внутри то одуряюще пахучее сено, которое не кололось пять лет назад, а , наоборот, укутывало меня, мягко и невесомо?

Минуту спустя понимаю: все на месте. Все по прежнему тут, ничего не меняется в моем городе детства.

И сарайчик сохранился, я и в прошлый раз заметила его очертания, когда мои друзья привезли сюда, вытащив из клуба, и используется этот сарайчик так же по назначению…

И пахнет тут так же.

Меня опускают на мягкое, душистое сено, и голову тут же забивает флешбеками прошлого.

Тогда, пять лет назад, я была немного пьяна, растеряна, не понимала вообще ничего…

А сейчас я абсолютно трезвая. Кристально.

И, на контрасте со случившимся, с чуть не случившимся, все видится предельно остро и ярко.

Да и парни в этот раз не торопятся меня заласкать, отключить голову поцелуями и животной жадностью.

Они медлят, стоя надо мной, разглядывая, пусть и жарко до боли, но все же разумно. Словно дают возможность привыкнуть… И решить окончательно.

А мне не хочется решать. Мне их хочется.

Ваньку, высоченного, крепкого, с вечной смешинкой в прищуренных глазах. Он тоже прищуривался сегодня, убивая за меня.

Тима, чуть раскосыми глазами и смуглой кожей, ставшего невозможно широким, больше похожим на медведя, медлительного и невозмутимого. Вот удивились сегодня те, кто угрожал мне, его прыти и текучей силе. Это было последнее удивление в их жизни.

Они смотрят, ждут.

Меня ждут.

И я, не отводя от них взгляда, начинаю расстегивать пуговицы рубашки. Давая карт-бланш моим друзьям детства, моим братьям названным. Моим первым мужчинам. Моим, по сути, единственным настоящим мужчинам. Потому что секс — это пустое, примитивные телодвижения.

Настоящим он становится только с тем, кого… любишь. У меня был секс после них. А вот любви… Оказывается, не было.

И это только теперь отчетливо понимаю, даже не понимаю. Чувствую.