Только для нас

Прошло меньше полутора минут с момента первого выстрела, и что-то мне подсказывает, что неспроста мы никого до сих пор не дождались в гости сюда. Комната специальная, значит. Звукоизоляция и все такое. Кабану не впервой тут общаться с разными людьми, которых потом остается только в землю закопать.

Так что звуков выстрелов могли и не услышать.

А вот за пределами комнаты вполне возможна жизнь.

И до машины еще предстоит добираться…

Перед тем, как открыть дверь, я трачу еще две пули на оставшихся торпед Кабана. Свидетели нам явно ни к чему.

Конечно, все белыми нитками, но хоть какой-то шанс выползти на своих двоих.

Тим все это время, повинуясь моему сигналу, держит Ветку так, чтоб эта сцена мимо нее прошла. Прижимает к себе лицом, закрывает уши и глаза. Не надо ей потом лишних кошмаров. И без того будут…

А затем мы выдвигаемся.

Молча.

Быстро.

Я не прикидываю, сколько человек еще сегодня будет на моей совести. Сколько будет, все мои. Всех возьму на себя. Главное, Ветку вывести. И от беды отвести. И брата моего, Тимку.

По коридору, тусклому и мрачному, как портал в ад, мы идем быстро, но не бегом, чтоб не привлекать внимания, если кто встретится.

Но нам везет, и моя карма не отягощается дополнительными смертями.

На улице Тим, оценивающе глянув на меня, забирает у Ветки ключи и кивает мне на пассажирское, сам садится за руль.

Оно и правильно. Все равно я в таком напряге, что вести не смогу. Да и пистолет никак выпустить из руки не получается, просто в карман сую, да так и оставляю там, в судорожно сжатом кулаке.

Мы загружаемся в машину и выруливаем к воротам. Тормозим, в напряжении ожидая, когда откроют. И откроют ли.

Это — основной момент. Не удастся выехать спокойно, придется с боем. Пока что на нашей стороне эффект внезапности, время. От нас с Тимом никто не ожидает подставы, мы свои. И это на руку.

Но, если уже нашли тела, сложили два и два, то запросто нас тут загерметизируют до прибытия основных сил.

Каждая секунда промедления — упущенные шансы на хороший исход нашего гребанного экспромта.

Если не откроют… Брать штурмом будем, на решетках висеть, как в Зимнем… Ага, с Веткой на отягощении…

Но ворота открываются, и Тим, выдохнув, давит на газ.

Мы аккуратно выезжаем, заруливаем за поворот… И только тут Тим топит на педаль.

Машина взвизгивает и рвется вперед, сходу разгоняясь до сотки. Благо, мы практически за городом, места хватает.

В салоне мертвая тишина.

Ветка на заднем сиденье, кажется, даже не шевелится.

Я, отследив быстро увеличивающиеся цифры на спидометре, уже за сотку перевалившие, поворачиваюсь к Ветке, выглядящей сейчас бледным привидением.

— Ты как, Вет?

Она растерянно переводит взгляд с лобового, куда только что бездумно пялилась, на мое лицо, моргает. Потом тянет ко мне ладонь:

— У тебя тут… кровь…

Я провожу пальцами по щеке. Реально, красное. Черт…

Ветка смотрит на мою ладонь в крови, и внезапно зажимает рот рукой:

— Мне плохо…

Тим тут же круто сворачивает на обочину, мотая нас по всему салону.

Едва машина тормозит, Ветка вываливается из машины, и ее выворачивает в сухую дорожную пыль.

Мы выскакиваем следом, Тим с влажными салфетками, я — с водой.

Ветка выпрямляется, устало приваливается к капоту, вытирает рот тыльной стороной ладони.

— Вет… Давай, попей, — я аккуратно поддерживаю ее за талию, раскручиваю крышку и сую горлышко бутылки в подрагивающие губы.

Ветка жадно пьет, потом протирает лицо влажной салфеткой, убирает волосы с лица.

Мы стоим втроем, так близко, что ей при всем желании не упасть, но на всякий случай Тим кладет руку на крышу машины, отсекая возможность завалиться назад, а я продолжаю придерживать за талию.

Ветка переводит взгляд с меня на Тима и обратно, а затем, дрогнув губами, начинает плакать.

А мы… А мы начинаем утешать. Просто утешать, что-то бормоча успокаивающее, вытирая неумело слезы со щек, убирая волосы за уши.

И в этот момент я опять испытываю что-то вроде дежавю.

Мы стояли уже так когда-то, совсем мелкими, утешая нашу подружку после какой-то заварушки, откуда вытащили и ее, и себя с неимоверными усилиями… То ли после собак тех гребанных, то ли после того, как отбили ее у сторожа яблоневого сада, спалившего нас на воровстве… Он ее тогда, кажется, за шкирняк схватил, а мы с Тимом налетели сразу с двух сторон, сшибли с ног…

В любом случае, оглушает осознание того, что все повторяется, и опять мы ее вытаскиваем, и опять утешаем, и так хорошо от этого, так правильно, словно все на круги своя.

Словно мы созданы быть вот так, вместе.

Мы для нее. А она — для нас.

Только для нас…