Только для нас

Я помню, что Тим, откатившись с моего пути, поставил подножку, отследил, как я с грохотом пробиваю башкой хлипкую дверь курятника, а дрались мы у него во дворе, и развернуться там особо было негде. И вообще… Как это раньше мне этот двор казался большим? В тот момент он был узким в плечах и состоящим из одних острых углов.

Или это я так вырос и не заметил?

В любом случае, дверь меня немного тормознула.

Я упал на многолетний куриный помет, закашлялся от запаха и выбитого из груди дыхания, а Тим постоял надо мной, сплюнул, а затем прорычал:

— Все, бля! К Ветке! Сама сейчас решит!

Я встал, потрогал челюсть, проверяя, не свернула ли, выплюнул кровь и согласно кивнул:

— Только не лезть. Понял? Меня выберет — не лезть, сучара!

— С чего тебя? — по-волчьи оскалился Тим, — а если меня? Уйдешь?

— Уйду, — кивнул я, не особо веря себе в тот момент. Да и не выберет она его. Меня выберет.

— Ну смотри, — злобно сверкнул глазами Тим, — смотри…

После этого мы обменялись еще парочкой ударов, но уже так, по затихающей.

Умылись, приведя битые рожи в относительный порядок, погрузились в машину, и, решив, что Ветка уже достаточно пришла в себя, чтоб припереть ее к стенке выбором, рванули к ней домой.

Вот только Ветки не было уже. Причем, не только в доме, но и в городе.

Ее мать, отсыпающаяся на грязном диване, что-то бормотала про то, что ее неблагодарная дочь свалила учиться в Москву.

А вот куда, в какой универ, по какой специальности… Она не знала.

Мы рванули на вокзал, уже понимая, что опоздали. Что, если Ветка уехала в Москву, то на утреннем поезде. А он ушел полтора часа назад.

Мы принялись высматривать маршрут поезда, чтоб перехватить на какой-либо станции…

Я помню, что у меня в груди все горело, болело очень. Помню свое ощущение, дикое совершенно: когда потерял, но еще не веришь. И думаешь, что сможешь вернуть. Что для этого надо сделать какие-то вещи, что-то предпринять конкретное, и все! И все получится!

Не получилось…

Ветка пропала из моей, нашей с Тимом жизни, на долгих пять лет.

И то, что она сейчас с нами, чудо блядское.

И я с нее теперь глаз не спущу.

Глава 19. Тим. Сейчас

В квартире у Ваньки пустовато. Сколько раз говорил этому уроду, чтоб хоть диван купил, но он только отшучивался.

Типа, вполне хватит здоровенного матраса в одной из комнат и гимнастических матов в другой.

А, да! Еще мягкие разноцветные кресла-груши в большой кухне-гостиной, перед экраном проектора, где мы периодически рубимся в танчики.

Я ставлю Ветку на ноги, с огромным сожалением размыкая ладони, словно рыбку золотую выпускаю из своих рук.

— Проходи, Вет, — радушно командует Ванька, подталкивая ее, все еще порядком обескураженную и потерянную, в здоровенную кухню-гостиную, которой и начинается его берлога.

И, без перехода, не давая мне моргнуть даже, по-собственнически обхватывает за тонкую гибкую талию!

Я смотрю, как его лапа лежит на мокром шелке, замечаю, как вздрагивает Ветка при первом касании, и в глазах темнеет от ярости и ревности.

Сжимаю губы, изо всех сил пытаясь сдерживаться, потому что предъявлять что-то Ваньке сейчас, после всего, что мы совсем недавно делали с нашей подругой, и, что характерно, не сговариваясь, просто по наитию действуя так, как нужно, как правильно… Это будет вообще смешно. И глупо.

И потому я просто прохожу следом, сверля взглядом тонкую фигурку в мокром, облепившем ее полностью платье, ничего не скрывающем, вообще.

У нее там нет белья. И стоит Ваньке чуть-чуть сдвинуть лапу ниже и нырнуть под подол…

Сглатываю, в голове рвутся бомбы ревности и похоти.

Разве можно так, разве так бывает, чтоб одновременно два взаимоисключающих чувства?

Я ее хочу, дико хочу только себе, в единоличное пользование, мне даже смотреть больно на Ванькину руку на ней… И в то же время, сносит бешеным желанием и предвкушением острого, как боль в открытой ране, кайфа, стоит только вспомнить… Только представить… И Ванькины руки на белой коже Ветки в этих представлениях — полноправные участники. И он сам — не третий лишний.

Бред, извращение какое-то…

А самый главный прикол в том, что такая хрень у меня только с Веткой. И у Ваньки тоже, я точно знаю.

Тогда, пять лет назад, так и не выяснив, куда именно исчезла наша подруга, не догнав ее по пути следования поезда и потеряв в многомиллионной Москве, мы с горя пустились творить всякую хуйню.

Жизнь просто как-то в один момент потеряла все краски, и мы пытались их найти опять.

И один раз после какой-то очередной пьянки, в итоге, опять оказались с одной девчонкой в постели. И… И нихера.

Девочка была готова, она трогала нас одновременно и очень даже профессионально, хотела, а мы…

Я лично не испытывал нихера, кроме брезгливости. Не мог представить, что сейчас буду ее целовать… После Ваньки. И трахать. Мутило до тошноты, ее руки на члене казались мерзкими, ничего не приносило удовольствия.

Я выдохнул тогда, глянул на облизывающую губы девку у наших ног, а потом словил взгляд Ваньки… И отражение своих эмоций в нем. Брезгливость и удивление тому, чего это мы тут делаем. Чего творим.