Только бы не

Когда его руки коснулись живота, я вздрогнула. Сейчас он сдвинется ниже, и я заставлю его остановиться, потому что не выдержу, не подпущу. Не отдам себя в его руки.

Дмитрий оттянул край трусиков и провёл верёвкой по лобку. Ниже, ниже… Он избегал моего взгляда, а я не сводила глаз с его лица. Никакой мимики, только бледные, плотно сжатые губы и сощуренный взгляд.

Я собиралась остановить Дмитрия, но он и сам убрал руку.

В его осторожном вдохе слышен хрип.

Медленно повернувшись, он встретился со мной взглядом.

— Я стёр его!

Дмитрий соврал, и мы оба об этом знаем. Потому что память тела глубоко внутри, между сомкнутыми бёдрами. Сотни прошлых трений, удовольствие, которое хочется задушить.

Дмитрий не стёр это, да и я бы его не подпустила.

Но он стирает остальное, и это действует.

Взял в руку левую стопу, он поднёс её так близко к губам, словно собирался поцеловать или взять пальцы в рот. От этой мысли что-то ёкнуло внутри, отдалённо напоминающее трепет живой плоти. Очень отдалённо.

Закончив, Дмитрий повернул меня на живот. Растёр ноги, ягодицы, словно они были чем-то безличным. Как опытный массажист, не различающий тел под руками. Аккуратно вымыл спину, не касаясь шрамов. Потом заставил меня ополоснуться в душе и при этом пристально следил за каждым движением. Будто и вправду существует ритуал, смывающий с тебя прошлое.

— Может, хоть теперь разденешься? — Дмитрий развернул банное полотенце.

Глядя ему в глаза, я расстегнула лифчик и позволила мокрым трусикам соскользнуть по бёдрам.

Дмитрий смотрел на развилку бёдер, но его лицо ничего не выражало. Часть меня, мстительная и злая, всё ещё надеялась разглядеть в его взгляде похоть, чтобы закатить истерику, выгнать Дмитрия и отказаться от помощи.

Но похоти не было. Были тщательные, методичные действия, почти механическая забота. Он точно так строил крепость из мороженого.

Промокнув меня полотенцем, он взял с полки увлажняющий крем.

Дмитрий Волинский, мэр моего города. Отец моего ученика. Сложный, эгоистичный, прямолинейный человек прочитал надпись на этикетке и вопросительно посмотрел на меня.

Я молчала, не желая выходить из транса. Он сам придумал ритуал, и всё должно быть так, как он решил, иначе не сработает. Я ждала его действий, тянулась к его рукам с почти религиозным рвением.

Дмитрий растёр крем между ладонями и начал с моих рук. Натёртая верёвкой кожа очень чувствительна, под его пальцами на ней выступают пупырышки. Дмитрий водит по ним пальцами и смотрит с таким интересом, словно это редчайший феномен, а не примитивный рефлекс.

Сильными, долгими движениями Дмитрий втирает крем в моё обнажённое тело и при этом говорит самым командным и холодным тоном из когда-либо мною слышанных.

— Ничего не осталось. Я всё смыл, стёр, содрал с тебя. Ты слышишь, Виктория? — Дмитрий сдавливает подбородок, добиваясь, чтобы мой осоловелый взгляд встретил его, строгий и кристально чистый. — Слушай меня внимательно! Я вижу тебя всю и насквозь, ничего не осталось. Новая кожа, новые мысли, новое начало. Ты меня поняла?

Тряхнул за плечи, добиваясь моего «да».

— Да.

Очищение было неполным, и мы оба об этом знаем. Так же точно, как Дмитрий знал, что я не подпущу его к месту, которое ещё помнит моего мужа, а я знала, что он не попросит. И не потребует.

Этот ритуал спас меня сегодня, но надолго его не хватит, это очевидно нам обоим.

— А теперь одевайся, будем ужинать. — Дмитрий вышел из ванной, захлопнув дверь.

Резкий звук привёл меня в чувство. Ритуал завершён. Моё тело горит, сияет новорожденной кожей, а внутри тепло и пусто. Так, как я и хотела.

Но то, как сильно на меня влияет Дмитрий, пугает. Это неправильно, это почти больная реакция, теперь уже с моей стороны. Я отвечаю на его приказы всем телом и мыслями тоже, на каждое слово. Я надеялась на спасительную силу его действий, но такая зависимость мне не нравится.

Раньше Дмитрий совсем меня не понимал, как, впрочем, и своего сына. Прагматичный, холодный, мэр из тех людей, которых порой подводит интуиция. Они живут разумом и фактами, а ни меня, ни Ари нельзя просчитать по привычной для Дмитрия человеческой формуле. Но как только он выслушал нас и постарался понять, всё изменилось. Он быстро учится, даже пугающе быстро.

Что он сказал? Мы будем ужинать?

Толкаемая чувством протеста, я выглянула в коридор.

— С чего ты решил, что у меня нет планов на вечер? — крикнула ему в спину.

Дмитрий не обернулся.

— Отменишь их!

И скрылся на кухне.

* * *

Я зашла на кухню в пижаме. Самой обычной, хлопковой, брюки и топ с длинными рукавами. Дмитрий всё ещё в жилете и рубашке, хотя и без галстука, и контраст между нами огромен. Он всегда в броне, спрятан за слоями одежды и душевного льда, а я открыта как никогда. Проведённый Дмитрием ритуал встряхнул меня до основания, и мне неудобно в моей новой коже. Непривычно.

И боязно тоже, потому что я снова приняла помощь от Дмитрия Волинского. Крайне необычную помощь.

Я надеялась, что Таль подарит мне новое начало, а Дмитрий… нет. Его помощь — это очередное противоречие, раздражающее меня до дрожи.