То, чего не бывает

При его появлении в кабинете, толстяк встал и торжественно произнес:

— Гражданин неизвестный, за умышленный поджог и разорение леса вы приговариваетесь к смертной казни через усечение головы.

— Какое разорение?! Какой поджог?! — возмутился Минька, а у самого быстро-быстро заколотилось сердце.

Но его не слушали. Лесничий с сомнением пожал плечами.

— Усечение? По-моему, надо отрубление.

— Да? А может, отсечение?

— Напиши — «повешение», — предложил лесник.

Начальник задумался, потирая подбородок.

— Повешение — оно, конечно… Но не звери же мы. Пусть остается усечение. Палач разберется. — И он махнул рукой конвоиру.

Миньку снова притащили в 516-ю.

Он кинулся к окну. Но там стояла толстая решетка, выломать которую Минька не смог. Дверь, конечно, тоже была закрыта. Стены не имели скрытых отверстий: видимо, графа Монте-Кристо держали в другой камере.

Минька присел на лавку. Кажется, отсюда ему не удастся выйти на руках. Придется ждать, пока его поведут на казнь. Тогда он сможет убежать. А если не сможет? Минька не хотел об этом думать, но именно эта мысль навязчиво лезла в голову. Оставалось надеяться, что Мириус и Гидеминус находятся на посту. Они ведь обещали вытащить его, если что-то пойдет «не так». Миньке было неприятно, что приходится надеяться на людей, которым он не доверяет. Но ничего больше ему не оставалось.

Он прилег на лавку и стал ждать. Какое-то время он лежал, глядя в потолок, потом глаза его сами собой закрылись. Минька почувствовал, что засыпает, но не стал этому противиться.

Он словно соскользнул в темный туннель, ведущий куда-то вниз. Когда он выпал из туннеля и открыл глаза, то увидел, что находится в той же камере.

«Ерунда какая-то, — подумал Минька. — Я сплю или нет?»

Дверь заскрежетала, открываясь. Минька приподнялся. На пороге стояли Мириус, Гидеминус и Тэя. «Выходи, — сказал Мириус. — Для первого раза достаточно.» — «Я думаю, что эксперимент и вообще можно прекратить,» — сказал Гидеминус. Тэя подбежала к Миньке и взяла его за руку. «Хорошо, что ты заснул, теперь я знаю, где тебя искать, — сказала она. — Ты поспи еще немного, я скоро приду.» Минька с досадой высвободил свою руку и встал, чтобы следовать за Мириусом. Едва он подошел к двери, как оба гостя провалились в люк. Миньке ничего не оставалось, как тоже прыгнуть туда.

Он падал, как камень. Через несколько секунд шахта кончилась. Минька продолжал лететь, что называется, по свежему воздуху, а потом шлепнулся на траву.

Мириус с Гидеминусом исчезли. Зато откуда-то появилась бабушка. В руках у нее была тарелка с чудовищной горой блинчиков. «Минечка, — заговорила она, — скушай блинчика. Пока ты кушаешь, тебя никто не тронет.» Минька потянулся было к тарелке, но возникший у бабушки за спиной бык мгновенно сожрал все блины вместе с посудой. А бабушка превратилась в старуху с клубком. Минька бросился бежать. «Куда ж ты, милок?» — закричала старуха. Оглянувшись на бегу, Минька увидел, что старуха летит за ним, прижав руки к туловищу и, по-видимому, изображая реактивный истребитель.

Минька покатился под откос и прикатился прямо к ногам лесничего. «Вот ты где, турист!» — хрипло крикнул лесничий. Минька в ужасе метнулся в сторону и — проснулся.

Он долго соображал, где находится, лежа на лавке в камере с зелеными стенами. Сообразив, сел. Время опять тоскливо потянулось. Минька принялся ходить по камере и пинать углы. Дойдет до одного — пнет и идет к другому.

И вот, когда он в очередной раз повернул от окна к двери, то увидел, что за ним пришли.

Конвоиров на сей раз было двое. Они вывели Миньку на улицу, завели за дом. Там стоял дровяной сарай, возле которого была навалена целая гора порубленных дров. У входа в сарай помещалась основательная чурка. На ней лежал топор.

Миньку подвели туда. Из сарая вышел тщедушный мужичонка в кожаном фартуке на голое тело.

— Этот, что ли? — деловито спросил он, берясь за топор и кивая на Миньку.

— Этот, — подтвердили конвоиры.

— Ну, ложите, что ли, — и мужичонка плюнул на топор.

— Ты бы хоть бумагу посмотрел, — укоризненно сказал один из стражей и протянул палачу листок с приговором.

— Что ж бумага… Нешто мы без бумажки ничего не можем? — отмахнулся палач.

И Миньку уложили. Головой на чурку. Минька пытался трепыхаться и упираться, — без толку. Его удерживали легко, как курицу. Палач занес топор.

— Я ни в чем не виноват! — завопил Минька.

— Последнее слово приговоренного сказано, — удовлетворенно отметил палач. И опустил топор.

Лезвие прошло сквозь минькину шею, как привидение проходит сквозь стену, и вонзилось в древесину.

— Ишь ты, еть. — удивился палач и снова поднял топор.

Вышло то же самое. После четвертой попытки, мужичонка отставил топор.

— Видать, вешать придется, — сказал он и ушел в сарай.

Миньку подняли. В голове у него звенело, руки-ноги тряслись. Если бы стражники не держали за руки, он, наверное, упал бы.