Тьма наступает

Мэтт рылся в карманах в поисках ключей. Все вместе – он, Бонни и Мередит – втиснулись на широкое переднее сиденье его развалюхи. Ему было стыдно, что она стояла рядом с «порше» Стефана. Обивка на заднем сиденье была так изодрана, что имела обыкновение прилипать к заднице того, кто на нем сидел, и Бонни легко уместилась на откидном сиденье, снабженном кое-как сделанным ремнем безопасности, – между Мэттом и Мередит. Мэтт не спускал с нее глаз – в возбужденном состоянии она обычно не пристегивалась. А на обратном пути через Старый лес было много трудных поворотов, к которым не стоило относиться легкомысленно, даже если их машина будет там единственной.

«Никаких больше смертей, – думал Мэтт, отъезжая от общежития. – И даже чудесных воскрешений». Мэтт уже повидал столько сверхъестественного, что ему хватит по гроб жизни. Он чувствовал точь-в-точь то же самое, что и Бонни: он хотел, чтобы все встало на свои места, и он зажил бы старой доброй обычной жизнью.

«Без Елены, – издевательски прошептал внутренний голос, – даже не попытаешься за нее побороться».

Значит, так. У меня нет никаких шансов против Стефана в любой драке, даже если у того руки будут связаны за спиной, а на голове – мешок. Надо забыть об этом. Все кончено, хоть она меня и поцеловала. Теперь мы с ней друзья.

И все равно он по-прежнему чувствовал теплые губы Елены на своих губах и нежные прикосновения, которые не приняты между «просто друзьями», хотя она об этом еще не знала. Он чувствовал тепло и упругую, танцующую гибкость ее тела.

Проклятие – она вернулась в идеальной форме – физической по крайней мере, думал он.

Жалобный голос Бонни врезался в приятные воспоминания.

– Именно в тот момент, когда я решила, что теперь все будет хорошо, – причитала она чуть не плача. – Именно в тот момент, когда я решила, что у нас в конце концов все получится. Что все пойдет как надо.

Мередит сказала очень мягко:

– Я понимаю, это нелегко. Похоже, нам опять придется остаться без нее. Но нельзя думать только о себе.

– Мне – можно, – тусклым голосом сказала Бонни.

«И мне, – прошептал внутренний голос Мэтта. – По крайней мере в душе, чтобы никто не заподозрил, что я думаю только о себе. Дружище Мэтт; ну, Мэтт возражать не будет; какой отличный парень, этот Мэтт. А тут уникальный случай: дружище Мэтт решительно возражает. Но она выбрала другого, и что я могу? Похитить ее? Запереть и не выпускать? Попробовать взять ее силой?»

Эта мысль подействовала на него как холодный душ; Мэтт очнулся и стал внимательнее смотреть на дорогу. Каким-то образом он ухитрился удачно проехать на автопилоте несколько крутых поворотов разбитой однополосной дороги, ведущей через Старый лес.

– Мы собирались вместе ходить в колледж, – не унималась Бонни. – А потом мы собирались вместе вернуться в Феллс-Черч. Домой. Мы все распланировали, чуть ли не с самого детского сада, – и вот теперь Елена опять стала человеком, и я решила, что теперь все будет как раньше, как должно быть. Но все никогда, никогда в жизни не будет так, как раньше, – ее голос стал тише, и она закончила полувздохом-полувсхлипом: – Получается так? – Это был риторический вопрос.

Мэтт и Мередит обнаружили, что смотрят друг на друга, пораженные остротой своей жалости и невозможностью утешить Бонни, которая обхватила себя руками и отшатнулась, когда Мередит попыталась к ней прикоснуться.

«Ну, Бонни есть Бонни: она любит устраивать представления», – подумал он, но прирожденная честность тут же одернула его.

– По-моему, – проговорил он медленно, – когда она только вернулась, мы все примерно так и думали. «Когда мы отплясывали там, в лесу, как психи», – мелькнула у него мысль. – По-моему, мы рассуждали как-то так: они спокойно заживут себе где-нибудь в окрестностях Феллс-Черч, и все вернется в привычную колею. И тут Стефан…

Мередит, всматриваясь в даль за ветровым стеклом, покачала головой:

– Нет. Не Стефан.

Мэтт понял ее. Стефан пришел в Феллс-Черч для того, чтобы вернуться к людям. А не для того, чтобы оторвать девушку от людей.

– Ты права, – сказал Мэтт. – Я как раз примерно об этом и думал. Они со Стефаном вполне могли придумать, как спокойно жить здесь. Или, по крайней мере, быть где-нибудь рядом с нами. Это Дамон. Он пришел, чтобы увести Елену против ее воли, и от этого все изменилось.

– И вот теперь Елена и Стефан от нас уходят. Они уйдут и больше не вернутся, – простонала Бонни. – Ну зачем? Зачем Дамон это затеял?

– Стефан как-то раз сказал мне, что Дамон любит затевать такое просто потому, что ему скучно. А сейчас он, скорее всего, сделал это, потому что ненавидит Стефана, – сказала Мередит. – Впрочем, я хотела бы, чтобы один-единственный раз он оставил нас в покое.

– А какая разница, – теперь Бонни плакала по-настоящему. – Значит, во всем виноват Дамон. Мне это уже неинтересно. Я просто не понимаю, почему все должно быть по-другому!