Тьма наступает

– Мэтт, нам надо передвинуться, – сказала Мередит. Она по-прежнему сидела, сильно откинувшись, и от одного только взгляда на ее позу становилось больно. Мэтт слышал, что ее дыхание стало тяжелее. – Нам надо сдвинуться в твою сторону. Оно пытается обвить мое горло.

– Но этого не может быть… – Но он тоже это видел. Только что расщепленные кончики небольшой ветки совсем чуть-чуть подвинулись, в них появился изгиб, и они нацелились на горло Мередит.

– Может быть, дело в том, что никто не может вечно сидеть так, как сидишь ты, – проговорил он, сам понимая, что несет чушь. – Там в бардачке есть фонарь…

– К нему не добраться из-за веток. Бонни, сумеешь отстегнуть мой ремень?

– Попробую.

Не поднимая головы, Бонни пододвинулась вперед и стала вслепую шарить рукой.

Со стороны Мэтта казалось, что мохнатое ароматное хвойное дерево поглощает ее. Затаскивает в свои иголки.

– Черт, к нам в машину доставили рождественскую елку.

Он повернулся и посмотрел в боковое окошко со своей стороны. Чтобы ограничить обзор, он прижал ребра ладоней к удивительно холодному стеклу и уперся в него лбом.

Сзади к его шее что-то прикоснулось. Он подскочил, а потом оцепенел. Прикосновение не было ни теплым, ни холодным – как ноготь девушки.

– Черт тебя дери, Мередит…

– Мэтт…

Мэтту самому было досадно из-за того, что он подпрыгнул. Однако то, что прикоснулось к нему, его немного… оцарапало.

– Мередит? – Мэтт медленно убрал руки, пока не увидел отражение в стекле. Мередит к нему не прикасалась.

– Мэтт… не поворачивай голову… влево. Там длинный острый обломок, – обычно голос Мередит, холодный и чуть-чуть отстраненный, вызывал у Мэтта ассоциации с картинкой на календаре – голубое озеро, окруженное снегом. Сейчас же голос был приглушенным и сдавленным.

– Мередит! – вскрикнула Бонни до того, как Мэтт успел ответить. Голос Бонни звучал так, словно она говорила, накрывшись пуховым одеялом.

– Ничего страшного. Мне надо только… отодвинуть его, – сказала Мередит. – Не бойся, я тебя не отпускаю.

Мэтт почувствовал другой, более острый укол обломка. Что-то осторожно прикоснулось к его шее с правой стороны.

– Бонни, прекрати! Ты затягиваешь дерево вовнутрь! Ты тащишь его на Мередит и на меня!

– Мэтт, закрой рот!

Мэтт умолк. Его сердце бешено стучало. Больше всего на свете ему не хотелось заводить руку за спину. Но это же глупо, подумал он: ведь, если Бонни действительно затаскивает дерево вовнутрь, я по крайней мере смогу ей помешать.

Вздрогнув, Мэтт завел руку за спину. Чтобы хоть чуть-чуть видеть, что он делает, он смотрел на свое отражение в боковом стекле. Пальцы сомкнулись вокруг толстого узла, состоящего из коры и обломков.

«Когда я видел эту ветку, нацелившуюся мне в горло, я не припомню, чтобы там было утолщение», – подумал он.

– Получилось, – раздался приглушенный голос, и послышался щелчок расстегиваемого ремня. Потом этот голос сказал, сильно задрожав: – Мередит. У меня иголки по всей спине.

– Подожди, Бонни. Мэтт, – Мередит говорила с усилием, но очень спокойно, с теми интонациями, с которыми они все говорили с Еленой. – Мэтт, теперь тебе надо открыть дверь со своей стороны.

Бонни говорила с ужасом:

– И не просто иголки. Тут веточки. Они как колючая проволока. Я… не могу пошевелиться…

– Мэтт, открывай дверь, не тяни!

– Не могу!

Тишина.

– Мэтт!

Мэтт напрягся, он упирался ногами, теперь уже обе его руки схватились за чешуйчатую кору. Он отталкивался изо всех сил.

– Мэтт! – Мередит почти кричала. – Оно впивается мне в горло!

– Дверь не открывается! С этой стороны тоже дерево!

– Какое там может быть дерево? Мы стоим на дороге!

– А как может быть, что дерево растет в машине?

Снова тишина. Мэтт чувствовал, как обломки – расщепленные ветки дерева – впиваются ему в шею еще глубже. Если он не сделает что-нибудь в ближайшие секунды, то не сделает уже ничего и никогда.

10

Елена купалась в лучах безмятежного счастья. Теперь была ее очередь.

Стефан взял острый деревянный нож для разрезания конвертов и сделал надрез. Елена не могла видеть, как он орудует этим инструментом, которым легче всего разрезать кожу вампира, – она зажмурилась и открыла глаза только тогда, когда из маленькой раны на шее уже сочилась красная кровь.

– Тебе не потребуется брать слишком много – и не надо брать слишком много, – прошептал Стефан, и она поняла: он напоминает об этом, пока еще есть возможность. – Я не слишком крепко тебя сжал? Тебе не больно?

Он всегда был таким заботливым. Теперь она сама поцеловала его.

Она знала, что ему самому это кажется странным: ее поцелуя он хотел больше, чем того, чтобы она взяла его кровь. Она засмеялась и толкнула Стефана в грудь, а когда он упал, нависла над ним, глядя на рану. Она знала: он думает, что она опять будет его дразнить, – но вместо этого она крепко, как пиявка, впилась в рану и стала сосать его кровь сильно, сильно, пока он мысленно не запросил пощады. Это ее не удовлетворило, и она не отпускала его, пока он не попросил пощады вслух.