Читаем Тьма египетская полностью

Беззубые старики застыли в нескольких шагах от входа в подкрадывающихся позах — ноги полусогнуты, руки растопырены. При виде внезапного хозяина загадочные их лица вдруг как-то поглупели. Мегила сделал шаг в их сторону, и они не по-стариковски шустро бросились бежать к своей пекарне. Новый хозяин не удовлетворился произведённым внешним эффектом, догнал их, подхватив на бегу возле птичника ветку, предназначенную для отпугивания коршуна, и несколько раз прошёлся по худым, виноватым спинам. Ни Шери, ни Тамит даже не ойкнули, ибо позор сетовать на справедливое наказание. Они схоронились в норе пекарни, дрожа от стыда, и когда Мегила пообещал им снаружи, что в следующий раз убьёт их, если они без разрешения выйдут наружу, они начали кивать, признавая за ним это право.

Вернувшись в амбар, Мегила запустил руку под землю, снова ухватил землекопа за горло и поднял на уровень пола. Встряхнул несколько раз, приводя в сознание, и когда веки у того приоткрылись, снаружи донёсся сильный стук. Это были не старики, били специальным молотком, вывешиваемым в египетских домах у ворот, на косяке калитки.

Что это могло быть? Кто-то всё же увидел, как он перетаскивал мешок из дома в амбар, и донёс? Нет, гадать бесполезно.

Мегила повторно сдавил сонную артерию подземного путешественника. Отряхнув одежду, «царский брат» быстрым шагом направился к воротам.

<p><strong>37</strong></p>

Люди Шахкея поставили перед деревянным троном, на котором восседал в двойной тени дерев и опахал верховный жрец, двух небольших сфинксов из чёрного гранита.

   — Взгляни сюда, — сказал начальник гарнизона, указывая концом своего офицерского жезла на спину одной, а потом другой статуи.

Аменемхет не пошевелился и даже не двинул веками.

   — Здесь и здесь было высечено имя фараона Апопа, теперь оно срублено. Видно даже, что кто-то начал тут высекать другое имя.

   — Кто же это мог решиться на такое преступление? — медленно и даже лениво спросил верховный жрец.

   — А я тебе сейчас покажу, кто.

Хмурые, молчаливые гиксосы подтащили к месту разговора двоих египетских ремесленников, худых до невозможности и перепуганных до смерти. Они повалились в песок между человекоголовыми статуями. Их покрытые кровоподтёками спины тряслись и лоснились от пота и страха.

   — Их застали на месте преступления в заброшенных якобы мастерских у храма Тефнут. Сначала они пытались лгать, говоря, что оказались в мастерских случайно, но потом сознались, что действовали по наущению храмового пророка Усергасена.

   — Он будет наказан.

   — Я бы удовлетворился этим твоим словом, когда бы это был первый такой случай или таких случаев было бы несколько. Но их множество. Мои люди чуть ли не каждую неделю находят осквернённые изваяния фараона и Сета в разных частях города. Давно я уже подозревал, что не отдельные безумцы или пьяницы занимаются этим. Отныне твёрдо знаю, что они действуют не только при поддержке влиятельных людей города, но по прямому наущению. Это тихий бунт.

Шахкей остановился, считая, что сказал достаточно, и вернулся к тому месту разговора, где пора посмотреть на поведение Аменемхета. Этот бритоголовый заговорщик не может не понимать, что эти два сфинкса вкупе с двумя трясущимися каменотёсами — доказательства убийственные. Апоп никогда не простит покушения на имя Апопа. Статуи имело бы смысл сразу отправить в Аварис, не предупреждая противника о своей осведомлённости. В другой ситуации начальник гарнизона так бы и сделал, но сейчас время было дорого. Каменный донос двигался бы две недели или больше, значительно медленнее событий, совершавшихся в городе и вокруг него. Шахкей не исключал, что ему придётся действовать самому без столичного соизволения, а уж если он начнёт, то нужно довести будет дело до настоящего конца. Не просто обрубить лапы чудищу мятежа и вырвать у него жало и сердце. Не только разогнать эти подозрительные полки «Летящих стрел», но и снести эту бритую голову со спокойным, вызывающим взглядом. Для этого нужно заставить Аменемхета обнаружить себя, открыто встать на сторону вояки Яхмоса. Вернее всего это можно сделать при помощи двух человекольвов с обтёсанными спинами. Аменемхет знает, что из этого сада они отправятся прямо на корабль.

Аменемхет молчал.

Начальник гарнизона не выдержал и снова заговорил сам:

   — Это тихий бунт. Он опасен тем, что за ним следует бунт вооружённый.

   — Кто же станет бунтовать, вот эти два трясущихся червяка? — Верховный жрец указал на каменотёсов.

   — Ты лучше меня знаешь имя того, кто точит свой меч, и уже наточил.

   — Ты говоришь о Яхмосе, но ныне неизвестно, жив ли он вообще. До бунта ли ему?

Шахкей едва сдержал довольную улыбку. Кажется, удалось добиться того, чего он хотел. Жрец начинает выдавать себя. Слишком долго его хитрость помогала ему. Для виду враждовал с задиристым мальчишкой, но стоило ему предложить настоящий выбор, он не может скрыть, на чьей он, на самом деле, стороне.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги