Читаем Тьма египетская полностью

Вот на этих полках лежат таблицы со сводом законов вавилонского царя Хаммурапи. Они действуют в некоторых частях межречья и поныне. Видишь, сколько таблиц. Множество, и ещё одно множество, и ещё два множества сверх этого! Очень детальная, разработанная система, предусматривающая все случаи жизни, любые споры, самые заковыристые случаи. Особенно в том, что касается имущества. Послушай.

Апоп взял с полки табличку и начал читать, с ходу переводя с аккадского:

— «Если отец иеродулы выделил ей часть и составил об этом документ, не упомянув в последнем, что она может завещать её кому угодно, то в случае смерти отца её поле и сад получают братья и обязываются удовлетворять её, сообразно размеру её части, зерном, елеем и молоком. Если же они не дают ей этого, сообразно её части, и не удовлетворяют её, то её поле и сад должны быть переданы хозяину, которого она укажет, и тот должен содержать её. Полем, садом и всем, что она получила от отца, она должна пользоваться пожизненно, но не продавать и не уступать никому. Её же детская доля в наследстве принадлежит братьям». И это всего лишь иеродула, дочь наложницы, каково же расписаны права наследства жены и сыновей! Таких кодексов множество. Все они, составленные царственными мужчинами, думавшими, что раз и навсегда вносят в мир порядок, — вся стена слева от меня. Свод законов Шульги более древний — на соседней полке. Лет на четыреста старше вавилонского. В том, что касается имущества и наследства, всех этих хитростей, с которых кормятся жадные судейские крысы, он слабее, приблизителен, много упущений и двусмысленностей. Но в других отношениях он весьма превосходит кодекс Хаммурапи, в котором превыше всего в части гражданских выяснений стоит принцип «око за око, зуб за зуб». Если у тебя выбили глаз, ты имеешь право выбить глаз у обидчика. Примерно так же судят и в Черной Земле, если спорящие равны положением. Мне этот закон не нравится, хотя он намного лучше беззакония. Ведь как поступает дикарь, у которого выбили глаз? Он идёт и убивает того, кто ранил его! Хаммурапи, несомненно, возвысился над дикарём, но, странным образом, оказался ниже упоминавшегося царя Шульги. Тот считал, что за глаз и за зуб, и за любое другое членовредительство можно заплатить деньгами. Ведь выбивая глаз у врага, ты увеличиваешь количество пролитой крови в мире, и боли, и жестокости тоже становится больше. Двадцать поколений понадобилось вавилонскому закону, чтобы скатиться с вершин такого понимания в болото мелочных разбирательств по поводу захудалого сада и засоленного клочка землицы.

Апоп встал, тяжело и медленно распрямляя мощное, короткое туловище.

— То же самое происходит не только в мире мирских установлений. Помнишь, что я показывал тебе в мастерских каменотёсов? Мастерство и искусство древних может быть возвышенным и может потом на столетия впасть в примитивную, жалкую суету, но потом снова напитаться силой и обрести крылья духа и красоты. Может быть, лишь для того, чтобы снова рухнуть в прах. Не знаю. Две тысячи лёг назад простой рыбный писец написал великую книгу «Душа человека перед вратами Дуата», и многие считают, что уже тогда всё было сказано. После шли одни лишь перелицовки, только с новейшими ухищрениями. «Беседа разочарованного со своей душой», «Разговор плывущих в Ладье Вечности». Суетливые жители межречья додумались даже до того, чтобы отворить ворота Дуата. Герой одной бойкой книжонки, довольно симпатичный, понимающий ценность мужской дружбы, но в общем бесхитростный парень Гильгамеш пробрался в мир смерти, дабы беседовать с его вечными хозяевами. И беседы эти не принесли ему радости. Смешно, как будто можно было рассчитывать, что будет по-другому. Гильгамеш, как ребёнок, подглядывающий в щёлку за пиром взрослых и разочаровывающийся оттого, что там происходит то же самое, что и в его песочнице. Тог рыбный писец много выше, он хотя бы не стал теребить запоры врат, которых собственно и нет. Но, может статься, явится спустя годы кто-то, кто превзойдёт и Гильгамеша, и рыбного писца. Но всё равно, это будет ходьба по кругу. Повсюду идёт огромное строительство, возводятся храмы и пирамиды, но лишь для того, чтобы рухнуть в своё время. Нет подлинного взрастания. Копится золото и серебро, но не копится подлинно ценное.

Царь, стоявший всё время боком к Мериптаху, повернулся к нему, и выражение лица у него сделалось похожим на то, с каким он смотрел на мальчика во время краткой и кровавой встречи во дворце Бакенсети.

   — Для чего я это всё говорю... Для чего я это всё говорю, Мериптах?

Мальчик чуть втянул голову в плечи, показывая, что не знает.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги