Они стояли под сводами огромного зала. Сквозь многочисленные высокие узкие окна в стенах текли потоки рассеянного света, заливая широкие столы, заваленные папирусными свитками и вощёными досками. И стоящие вдоль стен деревянные полки с горами всё тех же свитков, досок и глиняных таблиц. Сразу вслед за появлением царя и его гостя сидевшие за столами люди в синих, жёлтых и белых одеждах молча поднялись и, не оглядываясь, удалились к противоположному выходу. В воздухе, становившемся постепенно всё более гулким, были слышны шарканье подошв и покашливание.
— Это библиотека? Почему они ушли?
— Чтобы нам не мешать.
Мериптах повертел головой, неуверенно улыбаясь. Когда потные скульпторы прямо в его присутствии выбивали зубилом и молотом черты человека из мёртвого камня, когда толпы извивающихся всем телом флейтистов окутывали его липкими мелодиями, это не так льстило, как покорно-организованная ретирада библиотечных молчальников. В этом была непонятная торжественность. И он чувствовал, что это внимание адресовано не только царю, но и в какой-то степени ему.
— Да, Мериптах, это библиотека. Главная библиотека города и царства. То, что ты видел во дворце — просто этажерка с любимыми книгами. Камень, обожжённая глина, папирус, бронза, кость, дерево, — идя вдоль полок, говорил Апоп, — все они по-разному умеют хранить человеческие слова. Самой длинной человеческой жизни не хватит, чтобы прочесть всё, что здесь собрано. И не на всё надо тратить время.
Царь остановился и остановил свою речь. Ему не нравилось, как она началась. Тяжёлый взгляд, пройдясь по залу и словно бы напитавшись тяжестью собранного здесь знания, остановился на мальчике. У того даже чуть подкосились ноги под весом этого внимания.
— Мир стар, Мериптах, — неожиданно изменившимся голосом сказал Апоп. — Мир подобен древнему старику, всё попробовавшему в этой жизни. Он иногда даже не помнит, что именно с ним случалось, и по второму, по третьему разу берётся за то, за что уже брался. Когда-то ведь не было ни больших городов, ни храмов, ни каналов... — Апоп вздохнул и задумался.
— Да, десять миллионов лет назад не было ничего. Только тьма и океан. А потом появился холм Бен-Бен, — осторожно прошептал Мериптах. Гулкий, пустой воздух по своей воле увеличил значение этих слов.
Царь растянул рот в брезгливой гримасе:
— Это всё ваши здешние сказки. Есть и сказки других мест, я не о том. Существуют многочисленные жреческие своды, где перечислены все правители страны всех династий от самого начала, и если верить им, то египтяне владеют страной уже тридцать шесть тысяч лет. Впрочем, есть и такое мнение, что власти этой не более шести тысяч лет. Не будем слишком доверяться ни тем ни другим. Одно несомненно, когда-то люди и в Черной Земле, и в других странах жили как животные, питались тем, что удавалось собрать в лесу и поймать в реке. Спали в звериных норах и не покрывали свои чресла. Так и сейчас живут многие племена в лесах южнее Фив и в горах севернее страны Ахияву, да и горцы Загроса недалеко от них ушли. Очень часто в таких племенах правили женщины, что ныне вообразить очень трудно, даже человеку с воображением. Ты понимаешь, что я говорю, Мериптах?
— Женщины-цари?
— И даже женщины-воины. На чём держалась их власть? Род вёлся от женщины, она была матерь своего племени, единственный источник, из которого оно пополняется. Для чего живёт мужчина, было непонятно. Он охотился, отпугивал зверей и неприятелей. Но то же самое могли делать и молодые, сильные женщины. Однако мужчина не мог сделать того, что могли они — родить. Людям долго не приходило в голову, что есть связь между соитием сегодня и рождением младенца спустя многие месяцы. Как животные, люди не знали отцовства, а одно лишь материнство. И даже когда ум человеческий дознался до причины рождения, власть женщины лишь пошатнулась, но устояла, ибо она продолжала обладать тайной - от какого именно мужчины родился у неё ребёнок. Или изображать, что обладает, и этим держать племя в подчинении. Многомужество и поныне встречается то там, то здесь, и даже среди просвещённых народов. Самый живучий из древних обычаев.