Читаем Тьма египетская полностью

Небамон долго думал, как ему облачиться к церемонии прибытия. С одной стороны, ему хотелось в этот торжественный момент предстать перед фиванской элитой в наилучшем виде, например, в дорогом парадном мундире, дарованном ему Птахотепом ещё в ночь перед началом разлива; с другой стороны, опытное воинское сердце подсказывало ему, что высадка может оказаться не только триумфальной, но и кровопролитной. Шпионы Апопа и Аменемхета рыщут повсюду, и нет никакой гарантии, что им что-то не удастся разведать. В конце концов, полководец остановился на смешанном варианте. Он надел позолоченный шлем и богатый нагрудник, сандалии с расшитыми серебряной нитью ремнями, но совместил всё это с кожаным азиатским панцирем с налепленными на него медными пластинами. В руки взял не офицерский жезл, но хорошо наточенный меч. И единственное, что его заботило теперь, не выглядит ли этот смешанный вариант смешным.

Со всех прочих точек зрения он был готов полностью. Ладья Птаха надёжно укрылась в одном из заброшенных рукавов реки, благо таковых расплодилось в последние времена предостаточно. Было выставлено две линии и два вида охранения. Наземное и плавучее. Дикой утке было бы невозможно прокрасться незамеченной к стоянке, не то что человеку. В условленном месте, в условленное время офицер Небамона встретился с посланцем Яхмоса и получил от него последние указания по поводу высадки. Места эти Небамон знал хорошо, он сам рассчитал потребное для последнего перехода время. Дал выспаться гребцам и выдал двойную норму мяса и полбяной похлёбки. Он не мог позволить себе ещё одной ошибки, хватит с него той истории с позорным бегством от шайки переодетых разбойников и с исчезновением Са-Амона.

Когда начал опускаться ночной занавес, ладья Птаха бесшумно выскользнула из глотки затхлого канала и выбралась на арену ночной реки, ловя широченным парусом порыв попутного воздушного движения. Нет, движение было не совсем бесшумным. Силы северного ветра явно не хватало, и поэтому приходилось обливаться тёмным потом сорока гребцам на нижней палубе. Даже щедро смазанные уключины попискивали, как голодные летучие мыши. За кормой ладьи стелился сизый дым жаровен, единственное спасение от насекомого ада, что царил на тайной стоянке в глубине папирусовых теснин.

Небамон стоял на носу рядом с изваянием путеводной богини и резко, по-птичьи дёргал головой то в одну, то в другую сторону, если ему казалось, что он слышит подозрительный звук на воде или на берегу. При этом он ни на мгновение не забывал о главном, о той невидимой связи, что следовало поддерживать в сознании между его ладьёю и ладьёю Ра, совершавшей параллельное плавание в противоположном мире. Одновременно с её появлением из Дуата он должен оказаться перед пристанью Темсена. Специальный жрец из дома Птаха был выделен ему верховным жрецом вместе с наилучшим храмовым измерителем времени, и Небамон следил за показаниями этого устройства, сверяя их со своим внутренним ощущением текучей стихии. Без этого умения не может быть никакого полководца, ни храбрость, ни хитрость, ни сила не заменят его.

Фивы возникли слева по борту как раз в тот момент, когда Небамону показалось, что им пора возникнуть. При слабом небесном освещении насладиться громадностью и великолепием города было затруднительно. Какие-то блеклые, расплывшиеся квадраты, протянувшиеся вдаль к бледным оскаленным вершинам восточной гряды. Впрочем, у Небамона и возможности не было для праздных разглядываний. Проскальзывая мимо южной столицы Египта, он больше уделял внимания воде, а не берегу. Если бы Шахкей или Аменемхет захотели помешать ему, то лучшего места, чем главная набережная, не найти. Течение тут было замедленное, русло прямое, без извивов, мест для наблюдения сколько угодно, необходимые для внезапного нападения суда легко можно было замаскировать среди бесчисленных товарных складов и купеческих кораблей, которыми буквально оброс берег.

Лучникам было приказано наложить стрелы на тетивы. Уключины запищали чаще. Никакое, самое внезапное нападение всё же не будет внезапным.

Миновав бесконечный город, Небамон разрешил гребцам сбавить скорость, а лучникам сесть на палубу. Себе он расслабиться не разрешил. Увидев впереди костёр, полыхающий прямо на воде, он отдал приказ рулевым, и те пустили ладью правее. Костер горел, конечно, не на воде, а на северной оконечности плоского острова, что делил в этом месте русло Нила надвое. Самым коротким путём к пристани Темсена был бы левый рукав, но Яхмос решил обезопасить свой и без того неожиданный для многих замысел одной дополнительной хитростью. По его плану ладья Птаха должна была обогнуть длинный каменный блин по правому потоку, развернуться у его южного конца, войти в левый ноток и явиться к Темсену не с севера, как все ожидают, но с юга. Этот манёвр гарантировал людям Небамона много дополнительных кровавых мозолей, но самого командира покорил своей логичностью. Ибо он прекрасно знал, сколь сильнодействующее оружие — неожиданность.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги