Тьма египетская

Лицо Санеха на мгновение исказилось в лукавой гримасе:

   — Бороды я не заметил.

   — Где она?

   — У меня за большим караульным сараем есть специальная комната.

Яхмос решительно зашагал вон из залы, угрожающе топча камень огромными подошвами. Тонконогий Санех привычно засеменил следом.

40

   — Ты! — громко и недовольно сказал номарх, после того как старуха стащила с себя платок, парик и прочую маскировочную дрянь.

Хека удовлетворённо погладил голый подбородок и поклонился.

   — Что тебе нужно?!

Колдун покосился на начальника стражи.

   — Он должен знать всё, — непререкаемым тоном заявил Яхмос.

Хека понимающе закрыл глаза и несколько раз кивнул, потом вдруг осел на месте, мягко рухнул вперёд и попытался подползти к сандалиям номарха. Тот брезгливо отступил на шаг, как будто в ногах у него валялся не человек, а гад.

Пластаясь по полу, Хека просил, умолял о прощении, умолял страстно и многословно. Яхмосу был противен этот сомнительный нубийский выходец, но какого-то конкретного зла с его стороны он упомнить не мог. О его особой и секретной роли при верховном жреце молодой номарх догадывался, но был далёк от того, чтобы считать его самостоятельной силой в разворачивающемся вихре фиванских событий. Но сейчас этот однорукий урод явился сюда явно не как посланец Аменемхета. Иначе зачем бы понадобилось ему сбривать бороду и кутаться в бабьи тряпки? Кольцо, которым он настоял на встрече, было получено им год назад от Яхмоса в знак благодарности за то, что ему удалось облегчить, пусть и на краткое время, страдания брата Камоса. Яхмос в порыве благодарности подарил ему перстень с синайской бирюзой. Правда, со временем благодарность младшего брата номарха нубийскому лекарю потускнела и даже что-то сомнительное увиделось ему в его приёмах. Позднее неясные подозрения переросли в неприязнь и брезгливость.

— Ты скажешь, наконец, что-нибудь?

Хека сел на пятки, ещё раз глянул в сторону начальника стражи и быстро, кратко, внятно изложил то, с чем явился. К концу его рассказа Яхмос уже жалел о том, что Санех слышит этот разговор. Оказалось, что Камос совсем не был болен, а хитроумно отравлен им, Хекой, по приказу Аменемхета. Вывезенные из Нубии особые настои, если принимать их в определённом порядке, могут держать человека, и очень долгое время, в некотором помрачении воли и надломе телесного здоровья. Камос, в отличие от своего младшего брата, человека трезвого и независимого нрава, был личностью мягкой и уступчивой. Аменемхет без труда возобладал над его волей, подчинил своему влиянию. Камос слушал проповеди во славу Амона, принимал участие во всех важных храмовых церемониях и без всякого предела жертвовал, жертвовал, жертвовал. Ему нравилось угождать Аменемхету. Когда бы не брат, то отдал бы, наверное, все богатства рода в управление Амону. Но Камосу нравилось угождать и брату. Две тянущие в разные стороны силы сошлись в этом рыхлом характере. Чтобы окончательно взять номарха под своё управление, верховный жрец и пошёл на тихое преступление. Как-то под видом обычного питья на пиру он подал Камосу чашу со специально приготовленным напитком. Прошло несколько дней, и тот как бы заболел. Дальнейшее известно. Его лечили и не могли вылечить, только он, Хека, слуга Аменемхета умел на время смягчать страдания номарха, и поэтому власть верховного жреца над молодым правителем сделалась всецелой. Когда Аменемхету было нужно, чтобы номарх своей властью поддержал какую-нибудь его затею, то во дворец отправлялся он, Хека, с набором алебастровых флаконов и...

Колдун тихо взвизгнул и отполз в сторону, увидев, что Яхмос медленно вытаскивает из ножен короткий пехотный тесак.

   — Погоди, погоди, — затараторил он, — за что ты хочешь меня убить, я ведь раскаялся, я не хочу больше мучить твоего брата, я пришёл рассказать тебе обо всём!

Тускло блеснув в полумраке каменной комнаты, тесак поднялся над головою ползучего колдуна. Тот закрывался единственной рукой.

   — И ещё я знаю, что задумал против тебя Аменемхет.

Тут же был торопливо пересказан разговор верховного жреца и начальника гиксосского гарнизона. Тесак стал медленно опускаться из-под потолка. Колдун настороженно следил за его движением и успокоился лишь тогда, когда острие начало нащупывать ноздрю ножен. Яхмос задумчиво покачивался, производя на всё ещё сидящего на полу однорукого впечатление опасного непредсказуемого колосса. Когда бы не крайние обстоятельства, не ежесекундная опасность разоблачения, что грозила ему вблизи Аменемхета, он бы сам не сунулся в эту тёмную комнату. Да, эту длиннорукую громадину удалось заинтересовать последним рассказом, и, кажется, прямо сейчас он никого не станет рубить на куски. Позицию свою следовало упрочить, и бритый колдун знал как. Он тихо-тихо прошептал снизу:

   — А ещё я знаю, как вылечить твоего брата.

И тут-то номарх удивил однорукого своей реакцией. Лицо его исказилось, он дёрнул плечом, у которого располагался Санех, и с губ сползло длинное портовое ругательство, что в качестве трофея было доставлено его солдатами среди разнообразной добычи в победоносном обозе с Красного моря.