Тлеющий уголек

Глава 18

Когда мне было тринадцать, моя мама запирала меня на чердаке на целый день, потому что считала, что я убила несколько ее комнатных растений. Это было не таким уж большим делом, но только она не давала мне есть и пить, и не было перерыва, чтобы сходить в туалет. Я вышла из ситуации, не будучи слишком травмированной.

Единственное, что меня беспокоило, так это ее вера, что я специально убила ее растения. В то время это казалось смешным; идея, что человек менее чем за пять минут может иссушить комнатные растения. Теперь я размышляю, делала ли я это и всегда ли моя мама знала обо мне.

Я проснулась на диване с ногами, закинутыми на спинку и с висящей вниз головой. Сейчас конец дня, небо окрашено в бледно-розовый. Дети смеются на улице, и кто-то дросселирует мотоцикл. (Дросселирование (от нем. drosseln — ограничивать, глушить) — понижение давления газа или пара при протекании через сужение проходного канала трубопровода — дроссель, либо через пористую перегородку.)

Я лежу неподвижно, с раскалывающейся головой и пытаюсь уснуть, абсолютно не готовая встретить этот день, или выяснять, что делал Йен в своей студии всю ночь. Я слышала, как кто-то проскользнул в конце прошлой ночи, но мне было все равно кто это. Были приглушенные голоса на лестнице, а затем шаги направились на чердак.

Не меняя позиции, я хватаю пульт с журнального столика, но открылась передняя дверь, и кто-то юркнул в дом.

Высокие каблуки застучали по полу.

— Какого чёрта произошло? — спрашивает Рэйвен, кладя руки на бедра. — Почему вчера здесь была скорая?

Вверх ногами она выглядит странно, одетая как ангел с белыми крыльями из перьев и в серебристо-атласное платье. Ее розовы волосы завиты, а макушка обвита белой лентой как нимбом.

Я села и протерла глаза:

— Потому что моя мама свихнулась и пыталась порезать себе вены, — слова выскакивают сами собой.

— Эмбер… — ее руки падают с бедер. Она понятия не имеет, как реагировать на мою честность. — Что я могу сделать, чтобы помочь?

Я стаскиваю свою задницу с дивана, и её глаза расширяются от вида моей рубашки.

— Ты можешь отпустить меня спать, ооочень долго спать, — говорю я. — Всё, что я хочу, так это спать.

Она ахает и прижимает руки к сердцу:

— Какого черта ты вся в засохшей крови?

— Потому что моя мама ударила меня ножницами, — признаюсь я, зевая.

Она раскрыла дыру на моей рубашке, куда вошли ножницы.

— Эмм, это не смешно.

— Я и не пытаюсь веселиться, — говорю я ей. — Она меня пырнула ножницами, и тогда я чуть не убила ее, высасывая из нее жизнь, чтобы исцелить себя.

— Ты в шоке. — она отгораживается руками. — Или ты ударялась головой?

— Ничего со мной не случилось, — я протискиваюсь мимо нее. — Я собираюсь пойти спать, чтобы немного отдохнуть. Может быть, я буду спать целую вечность.

Она хватает меня за рубашку и тянет обратно:

— Нет, не собираешься. Ты пойдешь на вечеринку и повеселишься. В твою семью пришла депрессия. И я не позволю утонуть тебе в этой темной дыре.

Я разворачиваюсь на пятках:

— Моя мама заперта из-за попытки самоубийства, и я узнала, что моё проклятие знамений смерти протягивается куда дальше, чем я предполагала. Я высасывала жизнь своей матери, чтобы выжить. Я не собираюсь на чертов Хэллоуин.

— Ты не пойдешь в свою комнату, чтобы писать грустные стихи о боли и смерти, — настаивает она сурово. — Твоя мама проделывала подобный трюк раньше, когда запирала тебя на чердаке на целый день, думая, что ты убила её комнатные растения.

— Нет, это другое — она на самом деле убила меня. — но была ли это она или Мрачный Жнец? Казалось, она могла слышать и видеть его.

— Меня не волнует, что она сделала, — говорит Рэйвен властно. — Ты идешь.

— Ты сошла с ума? — я разделяю каждое слово. — Моя. Мама. Пыталась. Убить. Меня.

— Ты уверена? — она крутит серебряную цепочку на шее. — Может быть тебе стоит всё еще раз обдумать?

— Я… — я смотрю на неё, наблюдая как у неё задергался глаз. — Что ты скрываешь от меня?

— Ничего, — она трет уголок глаза будто что-то застряло в нем. — Я просто думаю, что ты хоть раз должна пойти и повеселиться.

— Я думаю, ты должна пойти, — Йен появляется снизу лестницы. Он одет в джинсы и белую футболку, измазанную в красной краске, как и его лицо с руками. — На самом деле, я подброшу тебя по пути на свою вечеринку.

— Вы оба сошли с ума, — я мчусь к лестнице, но он отступает в сторону, преграждая мне путь. — Уйди с моей дороги, Йен. Пожалуйста.

Он качает головой:

— Я не собираюсь оставлять тебя здесь одну после того, что случилось. Мама будет в порядке — все будет хорошо. На самом деле, мне сегодня утром позвонили из больницы и сказали, что она действительно делает успехи. Её раны очень быстро заживают, и лекарства стабилизировали её настроение. Мы сможем увидеть ее завтра.

Я стучу пальцами по ноге:

— Я все равно не пойду.

— Да, ты пойдешь, — настаивает Рэйвен.

Я качаю головой: