Тлеющий уголек

— Для всех плохо находиться рядом с тобой. — её глаза бесчувственны, будто она оторвана от реальности. Кровь сочится из ее запястий, когда она поднимает ножницы над головой. — Ты убийца! Копы так считают! И бабушка так считала, хотя она не могла мыслить разумно. Но ты все равно сделала это.

Я держу руки перед собой и медленно пячусь назад, подбираясь к телефону:

— Мама, сколько таблеток ты приняла?

— Достаточно, чтобы ушла боль — он сказал, что я должна была, — она входит в комнату, затем останавливается, наклоняясь назад, будто кто-то шепчет ей на ухо. — Да, знаю, но она не…Хорошо, я постараюсь. — она переводит на меня свой бездушный взгляд. — Эмбер, моё милое дитя, почему ты вообще должна была родиться? Йен был нормальным, и твой отец и я были счастливы, что его расстройство не передалось ему. Но потом появилась ты, и мы увидели это в твоих глазах. Как ты разговаривала с пустотой и нашептывала секреты растениям, забирая их жизненные силы.

— Я… — она знает обо мне? — Мам, о чем ты говоришь? — я продолжаю нащупывать вокруг себя телефон. — И у отца не было шизофрении, просто все так думали.

— Я говорю не о шизофрении! — кричит она, у нее покраснело лицо и вздулись вены. — Я говорю о проклятии, лежащем на тебе.

Мои пальцы коснулись края телефона.

— Мама, просто успокойся…

Она бросается на меня с ножницами. Я прыгаю на кровать и несусь в ванную, но она обегает вокруг кровати и хватает меня за ноги, опрокидывая меня. Я падаю на спину, она поднимает руки и погружает ножницы в мою грудь.

— Мама… — река крови течет из моей груди, и я хватаю воздух.

Она наклоняется ко мне и выжидающе смотрит, будто сейчас произойдет какое-то чудо.

— Мне жаль, мой сладкий ребенок, но он заставил меня сделать это. Смерть более убедительна, чем разум, — она гладит мои волосы.

Кровь заливает мне горло и вытекает из моего рта, когда я выдергиваю ножницы из груди.

— Мама…

Она кладет руку мне на сердце.

— Давай, возьми её. Я знаю, ты можешь. Ты сделала это со своей бабушкой.

Кровь продолжает течь из раны на груди и, словно река, бежит по её руке. Я смотрю ей в глаза, удивляясь, это действительно она или ночью её разум окончательно покинул ее.

Бум, бум, бум, бум. Мое сердце поет смертельную песню.

— Бери, Эмбер, — просит она с широко открытыми глазами. — Пока не поздно.

Мои глаза закрываются, когда сердце допевает последнюю песню, мои вены пусты, а легкие сжимаются. Я позволяю себе уплыть в сон — или в смерть, когда ощущаю чужое присутствие в комнате и с трудом поднимаю веки.

Мрачный Жнец поджидает за мамой, его темные глаза скрываются под капюшоном. Он что-то шепчет ей на ухо, а затем отступает назад.

— Пора, — говорит она, протянув ко мне руку. — Пожалуйста, Эмми. Пора. Песчинки закончились и мои песочные часы пусты.

— Бери, Эмбер, — искушает Мрачный Жнец с раздражающей ухмылкой. — Возьми ее жизнь.

Я ощущаю грохот ее сердечного приступа с молчанием моего. Её кровь смешивается в моих жилах и наполняет легкие. Я задыхаюсь и в ужасе наблюдаю, как ее кожа сморщивается, и она становится в два раза старше.

— Мамочка, — я сбрасываю руку с ее груди, и она падает на пол. Я нависаю над ней, проверяя ее пульс. Она выглядит такой старой и немощной… такой… безжизненной.

Жнец наблюдает за мной из угла комнаты, прислонившись к стене, и выглядит довольным.

Я бросаю в него ботинком:

— Я ненавижу тебя! Ты разрушил мою чертову жизнь!

— Какого черта? — говорит кто-то позади меня.

Я оборачиваюсь, Йен стоит прямо за мной. Его глаза широко открыты и наполнены беспомощностью, когда он смотрит на нашу мать, лежащую мертвой на полу.

Смех Мрачного Жнеца эхом стучит в моей голове, проникая сквозь стены комнаты.

— Вызови чертову скорую! — ору я на Йена, и начинаю делать искусственное дыхание маме, нажимая на ее грудь, умоляя ее сердце биться вновь.

Он удивленно моргает и быстро достает телефон из кармана. Слезы льются из моих глаз, в то время как я нажимаю на её грудь и выдыхаю в нее воздух. Я продолжаю делать это, пока не приходят парамедики и не забирают ее. Но даже когда они катят ее на носилках, она продолжает дышать самостоятельно. И она все еще такая старая.

Они погрузили ее в машину и с мигалками рванули в больницу. Мы с Йеном садимся в его машину, и он дает мне свою куртку. Я надеваю ее и прикрываю кровь на своей рубашке. Но я не могу скрыть кровь на своих руках.

И так будет всегда.

Глава 17

Мы с Йеном вернулись домой позже той же ночью, когда маму стабилизировали и накачали успокоительным. Она приняла повышенную дозу лекарств, плюс в её организме были найдены следы наркотиков и алкоголя. К тому моменту, как врачи помогли ей дышать, внезапное старение прекратилось. Но осталось несколько лишних морщинок вокруг глаз и немного больше седины в ее волосах.