Ткач Кошмаров

– Умница! – рассмеялась Саманья. И тотчас ее глаза потухли, будто в них погас огонек. – Да, она была белой ведьмой… и умерла совсем рано. Знаешь, в детстве я смотрела на родителей – маму, Aje funfun, и отца-бокора, – и верила, что магия способна на все. Что она может исцелить любую болезнь… ведь на то она и магия, верно?

– Но оказалось, это не так, – тихо произнесла Клио.

– Оказалось, что сама магия породила некоторые болезни. А еще, как считает папа, в мире нет абсолютной силы. За каждый дар, каждую кроху силы, каждое божественное вмешательство рано или поздно приходится платить. Я только не пойму, почему из всех людей мира за свою родовую силу заплатила именно мама?

– Морри говорит, справедливость искать бессмысленно.

Саманья кивнула, блестящими глазами глядя в стену.

– Похоже на то. – Она откашлялась, возвращая голосу привычно спокойный, рассудительный тон. – В религии народа Йоруба – я имею в виду Ифа-Ориша – есть такое понятие как e gun idile, что значит «родовое проклятие». Незадолго до смерти мама призналась мне, что на наш род наложено egun idile. Оно передалось ей от моей бабушки, а той – от ее матери. И так на протяжении веков.

– Но это значит, что ты… – От страха за подругу перехватило дыхание.

Саманья серьезно взглянула на Клио своими темными глазами.

– Я не знаю. Возможно. Конечно, есть шанс, что проклятие закончится на моей маме, но я не слишком полагаюсь на судьбу.

– Но в чем выражается это проклятие?

Саманья пожала плечами, не скрытыми длинным белым платьем, так красиво оттеняющим гладкую смуглую кожу.

– В тяжелой жизненной дороге. Пути, я хотела сказать. У каждой женщины нашего рода рождался один ребенок, причем всегда дочь, на которую вместе с силой переходило egun idile. Мы обречены терять любимых и рано умирать, обрекая мужчин рода на страдания. Помнишь, ты спрашивала, почему я отталкиваю Аситу?

Практически с первого дня знакомства с троицей жрецов вуду, адгерентов Высокого Дома О`Флаэрти, Клио мечтала, чтобы Саманья подарила свое сердце Аситу. Ведь он уже давным-давно покорен… Она искренне желала новой подруге счастья, и, будучи весьма романтичной натурой, отчаянно хотела, чтобы судьбы Саманьи и Аситу переплелись.

Быть может, в Аситу, влюбленном в подругу детства, Клио видела свое отражение. И хотела, чтобы хоть эта история имела счастливый финал.

Однако все попытки «свести» этих двоих оборачивались неудачей. Саманья была упряма… и весьма упорна в своих стремлениях.

– Я не отказываюсь от своих слов. Постичь искусство вуду для меня сейчас куда важнее. Однако есть еще одна причина, и связана она с egun idile.

– Ты не хочешь приближать к себе Аситу, чтобы он, потеряв тебя, страдал, – сглотнув, сказала Клио.

– И чтобы наша дочь, если ей суждено появиться на свет, страдала. – Голос Саманьи звенел от напряжения. – Я не могу обрекать близких людей на подобное, Клио.

– Но ты ведь даже не знаешь, перешло ли на тебя родовое проклятие или нет. Что, если оно и впрямь закончилось на твоей маме?

– Ты оптимистка, – хмыкнула Саманья. – Хотела бы я быть такой. Иногда мне кажется, что я вижу мир только в черном цвете.

«Потому людям и нужна любовь. Та, что поможет в самые темные, страшные мгновения».

Вслух же Клио сказала иное:

– Но ведь твой отец – бокор.

– Он подумал так же, – с горькой усмешкой сказала она. – Мамино тело даже остыть не успело, а папа уже проводил ритуал воскрешения. Она вернулась к нам, а потом…

Саманья подалась вперед, вцепилась пальцами в край стола до побелевших костяшек.

– Она была очень бледна, слаба и постоянно кашляла черным – ее тело отторгало силу Лоа. Душа же – ведь мама посвятила ее верховному богу Олодумаре – корчилась в невообразимых муках. Мама плакала и умоляла нас дать ей покой. – Саманья закрыла глаза. – Не знаю, кому из нас сложнее далось это решение. Я долго… очень долго ненавидела себя за то, что пришла к папе и сказала: «Прошу, отпусти ее. Мы мучаем ее, обрекаем на страдания. Мы – эгоисты. Воскресили ее не ради нее самой – ведь ее, достойно прожившую жизнь, ждал мир без тягот и боли. Мы сделали это ради нас самих. Потому что мы без нее не можем».

Саманья всхлипнула, но сдержалась. Опустившаяся на ее плечо голубка успела увидеть одну-единственную, дрожащую на ресницах, слезу. Саманья смахнула и ее и через силу улыбнулась голубке.

– Не каждому суждено вернуться из обители мертвых. И не всем хочется быть воскрешенными.

Клио обняла Саманью. Отчасти желая отвлечь, отчасти – не позволить уйти от волнующей ее темы, с лукавством спросила:

– Значит, ваша с Аситу дочь, да?

Подруга фыркнула.

– Перестань!

– Он тебе нравится!

– Это неважно, – твердо, не позволяя себя смутить, сказала Саманья. – Я не могу допустить, чтобы что-то отвлекало меня от моей цели.

Клио покивала, глядя на нее горящими глазами.

– Но потом, когда ты станешь Верховной жрицей…

Уголки полных губ Саманьи дрогнули и вновь сложились в улыбку.

– Если Аситу меня дождется, если не увлечется другой…