Ткач Кошмаров

И на каждой из картин и спектрографий, кроме Джинни, запечатлен лишь один человек. Мужчина с теми же золотисто-карими глазами и такой же широкой, светлой улыбкой. Сердце сжалось. Клио попала в сон запертой в теле Джинни маленькой девочки, скучающей по своему отцу.

Взгляд скользнул по настенным часам с круглым циферблатом.

– Джинни, – тихо, чтобы не вспугнуть, позвала она.

Та даже не шевельнулась. Клио нахмурилась, склонила голову набок. Джинни не моргала и, вероятно, не дышала вовсе. Статичная картинка, запечатленный образ, не более того. Пропитанный детскими слезами игрушечный медведь и то казался чуточку реальнее.

Клио озадаченно хмурилась. Сны в ее раздробленной на части вселенной никогда не застывали.

Она шагнула вперед, и это движение стало сорванной пломбой, прорванной плотиной и Дану знает чем еще. Стрелки висящих над кроватью часов дрогнули и бешено завертелись. Словно зачарованные, они с сумасшедшей скоростью бежали по кругу. Сталкивались (одна короткая, другая чуть длинней), расходились и пересекались снова, будто дороги на перекрестке, чтобы долю секунды спустя разойтись.

Один взмах ресниц – и вот они уже описали круг.

Клио застыла на пороге комнаты, прижимая руку к груди. Джинни по-прежнему ни на что не реагировала, а вокруг нее стремительно менялся мир.

Комната преображалась, из детской превращаясь в элегантную спальню. Меньше розового, больше стильной, сдержанной пастели. Стульчик сменился бархатным креслом, детская кроватка – двуспальной, с уже знакомым Клио шелковым покрывалом. Джинни оставалась прежней. Пятилетняя заплаканная девчушка все так же сидела на краю кровати, прижимая к груди медведя.

А вещи и вовсе начали исчезать. Не испарялись, не таяли, словно мираж, а опадали на землю белым пеплом. Весь мир Джинни превращался в прах под бешеное вращение стрелок. Последними в невидимом пламени сгорели картины на стенах.

Осталась только девочка на краю кровати, ее игрушка и ее одиночество.

Вот чем были эти белые хлопья под ногами Клио. Прах, в который превратится мир, прежде чем Джинни дождется возвращения отца.

Еще один взмах ресниц – и все вернулось на круги своя. Нетронутая детская… и неумолимый ход часов. А паутина, опутавшая стены, уже подбиралась к ногам Джинни.

Клио подбежала к ней, тронула за плечо, боясь, что оно окажется двумерным – картонкой, бутафорией. От ее прикосновения Джинни будто ожила. Дрогнули длинные, влажные ресницы.

– Что ты?.. – Она нахмурилась, не договорив. – Уходи.

– Идем со мной.

Клио и сама пока не понимала, как освободить Джинни от опутавших ее снов. Но знала одно: она ее не оставит.

– Не могу. – Девочка словно на мгновение задумалась. А может просто ушла в себя. – Я хочу…

– Дождаться его, я знаю.

Поняла это по развешанным всюду картинам, по не высыхающим от слез глазам. По совсем недетской тоске в глазах ребенка.

Клио не раз наблюдала ее в глазах других детей, но никогда – в своих собственных. Ее семейная история была одновременно трагичной и столь странной, что трагедия превратилась в фарс.

Да, ее мать умерла… но вернулась в обличье лича. А потому со смертью Бадб жизни Морриган и Клио почти не изменились. Быть может, сама Бадб стала настойчивее в желании передать свое мастерство дочерям, которые, в отличие от нее, уходить в мир теней не спешили.

Да, их отец не принимал участия в их жизни. Можно даже сказать, бросил их. Но Клио знала о родном отце так мало, что иногда он казался ей не более чем призраком. Порой она задавалась вопросом: а существовал ли он вообще? Для полуночной ведьмы такой силы станется создать дочерей из воздуха и тьмы.

Клио догадывалась, что их отец не мертв. Если верить легендам, Леди Ворон не успокаивалась, пока не уничтожала врага. А если принять во внимание, какую ярость по-прежнему вызывало в ней одно упоминание о бывшем любовнике, становилось ясно: жажду мести она не утолила. Впрочем, ее ярость стала вполне понятна, стоило узнать, что именно отец Морриган и Клио, Сильный Холод и Ветер, Высокий Тростник, убил их мать.

Клио не могла забрать себе боль Джинни. Могла лишь спасти ей жизнь, чтобы там, в реальности, кто-то другой по-настоящему ее утешил. Чтобы она могла выплакаться на чьем-то плече.

– Идем со мной, – тихо, но настойчиво сказала Клио.

– Но что, если…

«Твой отец не придет».

– Он ждет тебя там, за дверью.

Здесь, в этом маленьком, полуразрушенном кукольном театре даже не было двери. Но Джинни, конечно же, поняла Клио. Вскинула прекрасные золотисто-карие глаза, в которых плескалась надежда.

– Правда?

«Ложь во спасение, Клио». А губы все никак не желали произносить «да».

– Идем, – мягко сказала она вместо этого, обрывая паутинные путы на тоненьких ногах.

Освободив Джинни, подала руку, и та робко вложила в ее ладонь свою. Послушная маленькая девочка, она пошла за ней, взрослой. Декорация, ставшая ловушкой для Джинни, складывалась за их спиной, словно карточный домик. Сон таял.

Но всегда ли будет так легко?

Первым, кого Клио увидела, проснувшись, был склонившийся над ней Ник с сияющим и чуточку горделивым взглядом. Клио улыбнулась ему.