„Я родился въ Персидской провинціи Сузіан. Мегметъ, Владтель сей небольшой области, сдлалъ меня Визиремъ своимъ; мн было тогда около сорока лтъ. Исполняя возложенную на меня должность съ величайшимъ безпристрастіемъ, нажилъ я однако же, совсмъ не вдая того, множество враговъ; я думалъ, что для сохраненія мста моего довольно будетъ мн справедливости, безкорыстія, неусыпнаго трудолюбія, старанія объ уменьшеніи налоговъ по приведенія земледлія въ цвтущее состояніе. Желая все видть и знать непосредственно самъ собою, что очень возможно въ небольшомъ владнія, часто зжалъ я одинъ и подъ чужимъ именемъ въ разные краи Сузіаны. Однажды встртился я на дорог въ лсу со старухою, которая была одта въ самое бдное рубище и, сидя на древесномъ пн, горько плакала. Я остановился, чтобъ спроситъ ее о причин такой печали, и она трогательнйшимъ образомъ описала мн свою бдность. Я посадилъ ее на свою лошадь позади себя и отвезъ ее въ ближнюю деревню, гд объявилъ о себ и, сыскавъ для нее хижину, оставилъ ей нсколько денегъ и похалъ, давъ слово навщать ее отъ времени до времени. Черезъ два или три мсяца я и дйствительно постилъ ее: она была здорова и осыпала меня благословеніями. Благородная ловкость въ обращеніи и пріятные разговоры Никсы — такъ ее звали — ясно показывали, что она была не простаго рода; но тщетно старался я узнать, кто она такова; и слышать ея приключенія; отвты ея были такъ темны и замшательство такъ велико, что я пересталъ безпокоить ее вопросами. Никса была отмнно умна, и я не знаю женщины, подобной ей въ пріятности обхожденія. Я почувствовалъ нжнйшую къ ней дружбу, предлагалъ ей перевезти ее къ себ въ домъ; но она непремнно хотла остаться въ своей хижин, которую украсилъ я всмъ, что только могло ей нравиться; и какъ она мн призналась, что была чрезвычайно лнива и не умла ни за что приняться, то я далъ ей двухъ расторопныхъ невольницъ и хорошаго садовника, тогда уврила она меня, что стала совершенно щастлива.“