Начиналось все невинно. Факультет филологии: он ведь пошел по стопам бабушки, заслуженного профессора. Студенческие капустники, театральная студия, где любили эзоповы игры со словом, скетчи, постановки с намеками на запрещенные книги. И, конечно, пародии, подъелдыкивание, понятные лишь своим интеллигентские шпилечки классикам соцреализма и марксизма.
Там он расцвел. Стал штатным факультетским шутником: розыгрыш за розыгрышем. Свидания от чужого имени назначал из телефона-автомата. Оценки просил исправить, представившись кем-нибудь из ректората. Однажды даже субботник отменил – голосом замдекана. А уж самодеятельность, капустники эти, торжественные вечера к годовщинам, юбилеям, где под конец вечера можно протащить что-нибудь пикантное, с антисоветским душком, и партийный надзиратель снисходительно закроет глаза, чуть улыбнется даже, мол, все понимаю, молодежь, пар нужно выпустить, только не зарывайтесь…
Лениным был на сцене. Дзержинским был. Марксом. Даже Рейганом. А уж за кулисами после спектакля, в компашке пьяной, – и Сталиным, и Мао Цзэдуном, и Гитлером, и Брежневым – ухохочешься! Девчонки так и млели. Одна попросила в постели сказать, как Ален Делон. А ему что, он не гордый. Он и в самом деле по голосу Ален Делон, не отличить, кто настоящий… Уже личный репертуар собирался, квартирники начались, клубы полуподпольные, гонорарчики, знакомства.
А потом его пригласили в университете зайти к заместителю декана по общим вопросам. Он знал, что непростой это чин, одной ногой в университете, другой в Комитете. Но пошел без мандража, звали-то новую постановку студенческого театра обсудить, которую в университетской газете отметили. Он был уверен, что те, другие, когда на расправу, вызовы как-то иначе делаются. А его просто остановил комсомольский секретарь курса в коридоре – зайди, мол, к Федянину, когда будет минута, похвалить тебя хочет…
Но там, у Федянина в кабинете, все его шуточки по-новому подверстались и сложились: статья семидесятая Уголовного кодекса. Антисоветская агитация и пропаганда. Особенно тот случай, когда он в циничной форме глумился над выступлением товарища Генерального секретаря на съезде партии. В худшем случае – суд и срок. В лучшем – исключение из вуза и призыв в армию. Направят в действующие войска. В Афганистан.
– Ты же родился в советской, в уважаемой семье, – сказал ему с деланным сожалением толстомясый, закабанелый Федянин. – И до чего докатился?
Он хотел ответить: “Ни у кого я не рождался. Меня бабушка зачала на печатной машинке”. Но промолчал.
– Только ради твоей бабушки, – сказал Федянин, – я попробую тебе помочь. Но и ты должен помочь. Понимаешь меня? Хорошо понимаешь?
Он кивнул. Теперь он понимал. Хорошо понимал.
С Федяниным он больше не встречался и в кабинет к нему не ходил. Товарищам сказал, что получил втык за неудачный номер к годовщине Октябрьской революции.
– Больше нужно советского содержания. Больше! – произнес он голосом Федянина.
Все смеялись.
Встречались они с оперативником на конспиративной квартире в жилом доме. Курирующий офицер, майор Демянин, Федянин-Демянин, тут была рифма, некий звоночек, – сперва расспросил его подробно, спокойно: как шутковали, как пародировали, кто участвовал, кто организовывал, кто смеялся, кто нет. Не бойся, мол, не тушуйся, все между нами, уже по служебному. И почему-то важно было Демянину определить: профессиональная это была пародия или так, любительщина? Как артистическое выступление это квалифицировать или как самодеятельность?
Ну, он ему и выдал Генерального секретаря.
Демянин еле сдержался, чтоб не засмеяться. Показал взглядом, что нахальство оценил. И спросил:
– А меня можешь? Генерального ты сто раз по телевизору слышал. Было время отрепетировать.
Иванов ему и ответил:
– А меня можешь? Генерального ты сто раз по телевизору слышал. Было время отрепетировать.
Демянин аж вздрогнул. Побледнел, покраснел, выдохнул и попросил вежливо:
– А еще раз можешь? Например: чертополох чрезвычайно разросся в черном чреве червя чернильной чумы.
Сразу видно, что человек тоже филологический заканчивал. И талант к слову имеет.
– А еще раз можешь? Например: чертополох чрезвычайно разросся в черном чреве червя чернильной чумы, – ответил Иванов и продолжил демянинским голосом: – От имени Комитета государственной безопасности объявляю вам, товарищ Иванов, благодарность.
Обмяк Демянин. Худо майору.
Страшно это, чудовищно – встретить абсолютного дублера. Как об зеркало с размаху до крови треснуться.
Это его, Иванова, тайная ставка в этой игре. И чуял он, что обработали майора буквы-молоточки, простучали по перепонкам, суставам, косточкам и связкам, и майор обращен, покорен, хоть и не знает этого.