Тишайший (сборник)

Вскоре к нему в походный лагерь из двенадцати человек вернулось двое. Остальных псковичи взяли под стражу как изменников и заложников.

Псковские челобитчики у царя

Прибыли в Москву и челобитчики Пскова. Обошлись с ними вежливо. Встречал их, за много верст от столицы, Артамон Матвеев.

Как увидал царского человека дворянин Григорий Воронцов-Вельяминов, сукин сын, чуть на шею ему не бросился:

– Я прибыл от своей братьи, от дворян и детей боярских, бить челом о своей страдничьей вине. К челобитной руки наши приложены неволею. Мирские люди захватили нас врознь и принудили поставить подписи. Я говорю от всего псковского дворянства: дворяне ни в чем государю не челобитчики.

Весть была приятная, но Артамон Матвеев, умный человек, поморщился: уж больно горячо дворянин в безопасном месте преданность государю выказывает. Да еще на глазах у челобитчиков. А челобитчики назад во Псков поедут.

Велел Матвеев отделить дворянина от остальных псковичей и повез всех мимо Москвы, в село Покровское, где ждал их сам государь.

Здесь челобитчиков разлучили между собой. Поселили в отдельных кельях, в разных местах, приставили к ним подьячих. Кормили хорошо, поили на совесть. Разговоры вели.

Воронцов-Вельяминов тоже времени зря не терял. Настрочил челобитную, умоляя государя послать его в полк Хованского, а к челобитной приложил роспись пущих воров и зачинщиков псковского мятежа.

Переметнулся на сторону царя стрелец Федька Гурьев, дрогнули посадские люди Тимофей Ефимов и Никифор Тимофеев.

Остальные крепились.

Ровно через неделю царь Алексей Михайлович принял псковских челобитчиков. Говорил с ними сурово. Покричал на них. А вместо милости велел зачитать концовку ответной грамоты. И в той грамоте было написано: «А как вы вины свои к нам, великому государю, принесете, и мы, великий государь, вас пожалуем, вины ваши велим отдати. А будет вы вины свои к нам не принесете, и от такова злого воровства не отстанете, и воров и заводчиков не отдадите, и мы, великий государь, за то ваше злое воровство и измену пошлем во Псков больших наших бояр и воевод, князя Алексея Никитича Трубецкого да князя Михаила Петровича Пронского с товарищи со многими ратными людьми и с народом. И вам бы однолично, не дожидаясь на себя наши государские большие опалы и разоренья, вины свои к нам принести, и воров и заводчиков, Томилка Слепого с товарищи отдать боярину нашему и воеводам князю Ивану Никитичу Хованскому с товарищи!»

Государь милостиво разрешил дворянину Воронцову-Вельяминову вступить в полк Хованского, и на том прием кончился.

Челобитчиков посадили в возки и отправили во Псков.

А в Москве вскоре и впрямь собрали в поход два стрелецких приказа да три сотни московских дворян и жильцов[18], да послана была грамота в Заонежье, чтоб шли ко Пскову на соединение заонежские драгуны, да велено было изготовиться к походу стрельцам Сумерской волости, Торопца и Великих Лук.

Московский отряд был собран, но послали его не во Псков, а на южную границу. Опасались в Москве набега татар.

Часть вторая Осада

Ждали

Псков готовился к осаде. Гаврила Демидов объявил набор в ополчение.

Ныне все во Пскове были заняты делом. У пообветшалых Петровских ворот поднимали каменную стену, ставя на ней деревянную тарасу – сруб, набитый камнями и землей. Следить за стройкой вызвался Ульян Фадеев. Старался вовсю. Сам бревна таскал, сам камни возил. Да весело, с шутками. Народ в Ульяне души не чаял. Легкий человек.

Заглянули было мужички в винный погреб Собакина, принесли вино на стройку, а Ульян тут как тут.

– Ну нет, – говорит, – какая же от вас, пьяных, работа. Если уж это вино выпить надо, так давайте прибережем его для праздника. Вот как поправим стены да башни да отгоним князя Хованского, тогда и погуляем. Согласны?

– Согласны!

– Все согласны?

– Все!

По рукам ударили – и за дело.

…Чернеца Пахомия и Якова с Болота отправил Гаврила-староста в Печоры. В Печорском монастыре было много пороха и свинца. Монахи там все мастеровитые: латы ковали и копья. Хлебные запасы в монастыре были огромные. Коли станут Печоры за Псков, Хованскому худо придется.

Гаврила-староста разослал по всей Псковской земле верных людей с наказом, чтоб крестьяне хлеб в землю зарывали, а скот гнали в лес. Пусть московские воеводы кормят свои полки чем Бог пошлет.

Грамоты Томила Слепой писал, а печать на те грамоты ставили воеводскую. Под страхом смерти прикладывал к ним руку князь Львов, псковский воевода, а дьяк его от себя приписку писал.