Тишайший (сборник)

«Четыре рубля в год!» – усмехнулся про себя Донат.

Падение Новгорода

В тот счастливый день пришла во Псков черная весть – Новгород сдался князю Хованскому.

Вот уже два часа стоял у Власьевских ворот царский гонец Андрей Сонин, а с ним новгородцы.

Воротники посмотрели у них грамоты, но в город не пустили. Наоборот, затворили ворота и послали во Всегороднюю избу за старостами. Ударил сполошный колокол. Голос его был надрывен и яростен.

У Андрея Сонина затряслись щеки. И ничего он с собой поделать не мог. Щеки ни на какие уговоры не поддавались. «Ну, снимут голову и снимут! Что ж делать? Царскую службу сполнять нужно до конца», – шептал сам себе Сонин, готовый ко всему.

А щеки тряслись. Пришлось руками их попридержать.

Во Всегородней же избе в тот миг тоже было шатко: того и гляди, пол провалится. Задумались. Тяжко. И те, кто мятеж заводили, и те, кто мятежу противились.

– Всё! – сказал Михаил Русинов, поднимаясь в рост.

– Верно! – ответил ему Гаврила и тоже встал, огромный, зычный, спокойный. – Первый раз голос твой услыхал я, Михаил Русинов, сидя в этой избе. И сказал ты верно: всё! Мирная жизнь кончилась. Пора нам, не теряя времени, взяться за ум и укрепить город, пока не нагрянул князь Хованский.

– Старосты, дайте мне самые ветхие стены поправить, – сказал Ульян Фадеев. – Сделаю все быстро. Не подведу.

– Ждать помощи теперь неоткуда, – заговорил Томила Слепой, – остались псковичи в славном своем непокорстве одни-одинешеньки.

– Оно и лучше! – крикнул Прошка Коза. – А то жить было тошно: никак не поймешь, кто свой, кто чужой. А теперь до дела, слава Богу, дожили. Теперь – в поле! На конь! Саблю наголо!

Михаил Русинов сел.

– Будь прокляты новгородцы! – зарокотал поп Яков. – Никон-бес обвел их!.. Да они сами небось уговору были рады… Тьфу!

– Новгородцам труднее нашего, – откликнулся Никита Сорокоум. – У нас стены крепкие. У нас пушки. Войско. А у них все обветшало и мхом поросло.

– Колокол зовет нас! – сказал Гаврила и пошел вон из избы на площадь.

Не шумела площадь, когда привели на дщан царского гонца Андрея Сонина и новгородцев.

Удивляясь молчанию, заикаясь, так и не уняв танцующие свои щеки, Сонин прочитал псковичам царскую грамоту:

– «В нынешнем во 158-ом году, апреля 17 день, послана к вам наша грамота со псковитином с Сысойком Григорьевым, что по нашему указу посланы во Псков для сыскного дела окольничий наш князь Федор Федорович Волконский да дьяк Герасим Дохтуров, и вам в том сыскном деле по нашему указу велено быть послушными и окольничего Никифора Сергеевича Собакина отпустить к нам к Москве. И что окольничий наш князь Федор Федорович Волконский в том сыскном деле учинил, о том нам неведомо, а новгородские всяких чинов люди нам, великому государю, в винах своих добили челом и по нашему государскому указу и повелению во всем учинились послушны. И как к вам ся грамота придет, и вы б однолично по нашему указу к окольничему нашему князю Федору Федоровичу Волконскому были послушны и окольничего нашего Никифора Сергеевича Собакина отпустили к нам к Москве тотчас безо всякого мочанья. И окольничего нашего и воеводы князя Василия Петровича Львова во всяких наших делах слушали. А с сею нашею грамотою послан к вам дворянин Андрей Сонин, и вы б его отпустили к Москве тотчас безо всякого задержанья.

Писана в Москве, лета 7158-го, мая в 1 день, за приписью думного дьяка Михаила Волошенинова».

Томила Слепой проверил грамоту. Грамота была верная.

Псковичи молча сняли с дщана Сонина и новгородцев, повели к воротам. Ворота распахнулись, гонцы очутились за чертой Пскова. И ворота тут же затворились.

Ни лошадей, ни еды, ни слова прощального.

Постояв малое время в смятении, гонцы пошли по дороге к Новгороду.

Государь был сердит на князя Хованского. Уж больно князь нерасторопен. Май на дворе, а Хованский все в Новгороде сидит, сыск ведет, а под Псков идти будто и не думает.

За Хованского заступился митрополит Никон. Послал он государю грамоту, а в ней писал: «Ведомо мне учинилось, что прислана твоя государева грамота к твоему боярину князю Ивану Никитичу Хованскому, а в ней написано, что боярин твоим государевым делом промышляет мешкотно. Но твой государев боярин твоим делом радеет и промышляет неоплошно. Да и я ему говорил, чтоб тем делом промышлять не вскоре, с большим рассмотрением, чтоб твое дело всякое сыскалось впрямь. От этого дело и шло медленно, а не по боярскому нерадению. Работал он тебе тихим обычаем, не вдруг, чтоб не ожесточились, а что промедлилось, и в том твоему государеву делу порухи нет: худые всяких чинов люди в сыску. А мешкалось дело и для Пскова».

Ждал Никон – псковичи без боя покорятся государевой воле. А для того просил он Хованского всех арестованных из тюрем отпустить, и Хованский послушался митрополита. Всех арестованных новгородцев отпустил на свободу, а потом уж и двинулся на Псков.

Шел медленно. Ждал к себе челобитчиков. Послал впереди себя двенадцать новгородских дворян уговаривать Псков.