— Да-аа-а, — выкрикнул он с торжеством и радостью в голосе, — в первую очередь поздравляю тех, кто сделал верные ставки. А также поздравляю всех нас с первым крупным успехом в этой битве. Под нами враг, — гремел набравший силу голос, — враг страшный, враг хитрый, враг коварный и сильный. Враг, который вынашивал планы напасть на нас. Враг, который сделал бы с нами то, что сегодня сделали мы. Не надо думать о тех, кто сдох там внизу. Не думайте о тех, кто сдохнет там завтра. Эти люди, эти дети старой сурийской шлюхи готовили нам более страшную участь и всего лишь получают заслуженную кару. Мы не пришли сюда как захватчики. Мы — праведники. Мы те, кто поднял щит в единственном стремлении — уберечься от занёсшего меч убийцы. До победы остался шаг, и ничто не поколеблет веры в решениях наших лидеров. Либо мы убьём их здесь и сейчас, либо они убьют всех, кто нам дорог. Третьего не дано.
Голос на какое-то время пропал, но появился вновь, звуча ещё громче.
— Мы идём, — грохнуло под сводами трюма.
Не понимая, что значат эти слова, Тим начал оглядываться, ища тех, кто куда-то идёт.
— Мы идём, — с какой-то требовательной ноткой вновь прозвучало из динамиков.
— Мы идём, — отозвался нестройный, жидкий хор голосов.
— Мы найдём, — добавил железа в голос человек с микрофоном.
— Мы найдём, — окрепший строй голосов вторил зазывале.
Тим вертел головой, он выхватывал глазами вторящих солдат и видел, что все они сплошь из Союза Вельстова. Это было что-то новое. С каждым последующим словом в хор вплетались всё новые и новые голоса.
— Вас найдём.
— Вас найдём.
— Всех убьём.
— Всех убьём, — уже катил вал голосов.
Тысяча человек, все без исключения солдаты Союза Вельстова, вскочив на ноги, словно в гипнозе покачиваясь из стороны в сторону, исступлённо кричали слова не то какой-то коллективной клятвы, не то извращённой детской кричалки. Раньше такого Тим никогда не слышал.
— Мы с неба сошли, словно призраки ночи, — гремел голос.
— Я в доме врага, и мой гнев страшный очень, — отвечал громогласный хор голосов.
— Тебя мы нашли, ты пред смертью послами, — старался кто-то невидимый.
— Не выжить тебе — обречённый ты нами.
— Мы идём.
— Мы идём.
Пошёл повтор, и Тим заметил, что многие Сайдонцы тоже шевелят губами, а кто-то и в полный голос повторяет рифмованный набор слов.
— Всех убьём.
— Всех убьём, — исступлённо громыхало в трюме.
В глаза бросились произошедшие с людьми перемены. Теперь Тим понял. В памяти всплыла давняя охота, на которой за ними увязалась стая хищников. Группа из одиннадцати охотников в первой же стычке потеряла четверых, двух из которых сожрали на их глазах. Тогда глаза охотников тоже выражали страх и оторопь. Напади стая в тот момент, люди вряд ли оказали бы сопротивление.
Лишь отец словом, криком, а где-то и затрещиной заставил их взять себя в руки. Здесь увидел то же самое. Впавших в ступор от увиденного массового убийства умело вывели из опасного состояния, сплотили стишком и оправдали в собственных глазах. Получив индульгенцию, солдаты ожили. Местами послышался смех.
Тиму стишки не помогли. Он лёг, повернулся на бок, уткнулся носом в ребро жёсткости. Как только смог успокоиться, вспомнил о глашатае. Подумав, пришёл к тому, что помимо офицеров и сержантов есть кто-то ещё, кто печётся об их состоянии.
Стало быть, есть люди, отвечающие за эмоциональное состояние и настрой солдат. Здесь один из них проявил себя очень явно. По крайней мере, Тим был в этом уверен. Он не видел этого человека, не знал, кто он, офицер или рядовой, военный или гражданский, но это не имело значения. Тим нашёл что-то скрытое, что-то неявное и двуличное. На крейсере ничего подобного не видел. Возможно, что-то и было, но осталось незамеченным. Да и здесь увидел лишь благодаря памяти, так своевременно подсунувшей эпизод из прошлого.
Открытие стало той спасительной нитью, что помогла вынырнуть из водоворота уничижительных мыслей. Дальше решил подмечать и подвергать разбору всё странное и необычное. Мысли роились в голове, не позволяя уснуть, но, проворочавшись несколько часов на импровизированной койке, всё-таки уснул.
Утром, отстояв очередь в нужник, закончив с гигиеной, Тим высмотрел сержанта, прицепился с вопросами. Выслушав, Скарт рассмеялся.
— Не иначе как заговор, — наконец сказал он, — ты, Вирон, туповат и лишь поэтому увидел сакральное. На деле всё банально и просто. Говорящая голова, которую мы слышим все эти недели, вдруг поняла, что если допустит угнетённое состояние обдираемого ей контингента, то понесёт убытки. Ни о какой скрытой работе речь не идёт. Голова всего-навсего привела толпу дебилов в нужное ей состояние.
— Но как умело, — возразил Тим.
— Возможно, — пожал плечами сержант, — не морочь мне голову, добавил он, — в противном случае буду вынужден принять меры и подыскать для рядового Тима Вирона занимательное занятие, понял меня?
— Так точно.
— Вот так.
Следующие три недели прошли без событий. Эскадра всё так же висела над кружащейся внизу планетой. Ни атак, ни обстрелов. Монотонность дней начала угнетать, и на борту впервые дошло до мордобоя.