Тим

– Думаю, Арчи, все сказанное тобой можно резюмировать одной фразой: я наконец-то стала нормальным человеком. Красиво звучит, правда?

– И что, черт возьми, заставило такую старую деву, как ты, после стольких лет, стать нормальным человеком? Дружком обзавелась?

– В каком-то смысле, но это не то, что все, я уверена, думают. Есть вещи, мой дорогой Арчи, которые иногда на старую деву оказывают куда более благотворное воздействие, чем просто сексуальное удовлетворение.

– Абсолютно с тобой согласен! Чудеса творит именно любовь, Мэри. Восхитительно чувствовать, что ты желанна, что в тебе нуждаются, тебя ценят. А секс – это лишь вишенка на торте.

– Мудрые слова! Неудивительно, что мы с тобой так слаженно работаем вместе на протяжении стольких лет. Здравомыслия и чуткости, Арчи, у тебя гораздо больше, чем у обычного бизнесмена.

– Поверить не могу, аж уши дымятся! Да, Мэри, ты и впрямь сильно изменилась! И, должен добавить, к лучшему. Если и дальше так дело пойдет, я, пожалуй, приглашу тебя на ужин.

– Уж пригласи! Буду рада снова увидеть Тришу.

– А кто сказал, что там будет Триша? – пошутил он. – Впрочем, мне сразу следовало понять, что в душе ты осталась прежней. А если серьезно, думаю, Триша сама захочет увидеть, как ты изменилась. Так может, как-нибудь вечером заглянешь к нам на ужин?

– С удовольствием. Скажи Трише, пусть позвонит мне, и мы согласуем день и время.

– Ладно. А теперь хватит юлить. Выкладывай, дорогая, кто придал новый смысл твоей жизни.

– Пожалуй, можно сказать, что это ребенок. Только ребенок очень особенный, не такой, как все.

– Ребенок! – Безмерно довольный, Арчи откинулся на спинку стула. – Конечно, ребенок. Как я сразу не догадался? Такой кремень, как ты, скорее смягчится под влиянием ребенка, чем мужчины.

– Не все так просто, – неторопливо ответила Мэри, изумляясь своей смелости и непринужденности: никогда прежде в общении с Арчи она не чувствовала себя столь раскованно. – Его зовут Тим Мелвилл, ему двадцать пять лет, но при этом он ребенок: у него слабоумие.

– Жаба людоедская! Вот это да! – вскричал Арчи, вытаращившись на нее; он был мастер придумывать необычные восклицания, благо что не бранные. – Как же тебя угораздило?

– Да само как-то вышло. Трудно защищаться от человека, который не понимает, что такое защита. Еще труднее обижать того, кто не понимает, за что его обижают.

– Да, это верно.

– На выходные я беру его с собой в Госфорд, а в отпуск надеюсь съездить с ним на Большой Барьерный риф. Тим совершенно искренне отдает мне предпочтение перед всеми остальными, не считая родителей. Они хорошие люди.

– Интересно, а почему он не должен предпочитать твое общество, рисковая ты голова? Я велю Трише, чтобы она подумала, в какой день нам собраться, ну и тогда ты расскажешь все в подробностях. А сейчас, моя боевая лошадка, давай вернемся к нашим делам. Что-то слышно от Макнотона по поводу геологической концессии в Динданге?

Мэри в какой-то мере было приятно, что и миссис Паркер, и Арчи так спокойно отреагировали на ее дружбу с Тимом и даже порадовались за нее. Она впервые за двадцать лет с нетерпением ждала ужина с Арчи и его женой, столь же взрывной по характеру.

Увидев кативший по улице «бентли», Тим просиял от радости и тотчас же спрыгнул с каменной ограды.

– Мэри, как же я рад, что ты приехала! – воскликнул он, усаживаясь на переднее сиденье. – Я думал, ты забыла.

Мэри, напрочь позабыв, что дала себе слово никогда не прикасаться к Тиму, взяла его руку и на мгновение прижала к своей щеке.

– Тим, я никогда бы тебя не бросила. Я просто заблудилась. Церковь Святого Марка перепутала с другой и заблудилась, только и всего. Ладно, давай выше нос! Мы едем в Госфорд.

– Ура! Я думал, нам придется остаться в Артармоне, ведь уже поздно.

– Почему поздно? Мы успеем искупаться и приготовить ужин на берегу, даже если похолодает. – Она искоса взглянула на Тима, любуясь его счастливой улыбкой, хотя еще несколько минут назад он был таким потерянным. – Как прошла свадьба?

– Было очень красиво, – серьезно ответил Тим. – Дони была как сказочная принцесса, а мама – как фея-крестная. Она надела чудесное голубое платье, а Дони – длинное белое, со множеством оборок. И в руке она держала большой букет цветов, а голову ее, словно облако, покрывала белая фата.

– Восхитительно. Все были счастливы?

– Наверное, – с сомнением произнес Тим. – Правда, мама плакала, и папа тоже. Только он сказал, что у него глаза слезятся от ветра, а когда я возразил, что в церкви ветра нет, он рассердился. Мама сказала, что она рада за Дони и плачет от счастья. Я не знал, что люди могут плакать от счастья. Я никогда не плачу, если счастлив. Я плачу, когда мне грустно. Почему нужно плакать, если ты счастлив?

Мэри улыбнулась, сама едва не разревевшись от внезапно переполнившей ее радости.

– Не знаю, Тим. Просто так иногда бывает. Но если плачешь от счастья, ощущения совсем другие – очень приятные.

– Я тоже хочу плакать от счастья! Мэри, почему я не плачу от счастья?