Тим

Мэри надела новый комплект белого нижнего белья и серое льняное платье-халат, которое, как это ни претило ее натуре, обрезала ножницами: подол укоротила до середины бедра, рукава выпорола, вырез сделала глубже, обнажив ключицы. У нее не было времени, чтобы подшить края, и это ее сердило. Настроение безнадежно испортилось.

Кожа на руках и ногах, не тронутая загаром, имела неестественно белый цвет, как рыбье брюхо, и, спускаясь к пляжу, без корсета и чулок, Мэри чувствовала себя безобразно обнаженной. С Тимом это ощущение никак не было связано: она всегда с утра одевалась как на выход, даже когда на протяжении нескольких дней находилась абсолютно одна.

Тим и не думал ее критиковать. Теперь, добившись своего, он лишь радостно пританцовывал.

– Мэри, так гораздо лучше! Теперь мы вместе сможем купаться! Идем скорей!

Содрогаясь от отвращения, Мэри осторожно вошла в воду. Брезгливая, как самая надменная из кошек, она заставляла себя глубже заходить в реку, несмотря на то что ей хотелось выскочить из воды и кинуться к своему удобному сухому шезлонгу. Тим, преисполненный важности, в роли юного мужа, которому поручили оберегать сокровище, не позволил Мэри зайти дальше того места, где вода была ей по пояс. Обеспокоенный и растерянный, он кружил вокруг нее словно назойливая мошка. Все было тщетно: Тим чувствовал, что ей неприятно находиться в воде. Понимая, что портит ему удовольствие, Мэри подавила дрожь отвращения и окунулась по шею. От холода, пронзившего все тело, она охнула и невольно рассмеялась.

Услышав ее смех, которого он только и ждал, Тим принялся резвиться вокруг нее словно дельфин. В воде он чувствовал себя непринужденно. Натянуто улыбаясь, Мэри следовала за ним. Она шлепала по воде ладонями, надеясь, что правдоподобно изображает из себя человека, наслаждающегося купанием в реке.

Вода была исключительно чистая и прозрачная, и Мэри, когда опускала глаза, видела свои белые ступни с растопыренными пальцами. Ей казалось, что при ходьбе они дрожат, словно тошнотворно-белое бланманже. Солнце пригревало, лаская ее затылок будто теплая дружеская рука. Спустя некоторое время мисс Хортон стала наслаждаться прикосновением мягкой соленой воды, которое возбуждало и бодрило, и, погружаясь по плечи в восхитительную невесомую прохладу, испытывала подлинное блаженство. Куда-то ушла неловкость от того, что на ней мало одежды, ничто теперь не сковывало ее тело, и Мэри упивалась ощущением полной свободы, однако благоразумия не утратила и минут через двадцать объяснила:

– Тим, я должна выйти на берег, ведь я не привычна к солнцу. Посмотри, какая я белая и какой ты смуглый. Скоро я тоже стану такой же загорелой, как ты, только загорать я должна очень медленно, потому что солнце на такой белой коже, как моя, оставляет ожоги, и тогда я заболею. Пожалуйста, не думай, что мне не нравится: нравится, но теперь я должна уйти в тень.

Тим спокойно отреагировал на ее слова.

– Да, я знаю. В детстве я тоже однажды сильно обгорел, так что пришлось идти в больницу. Было так больно, что я плакал целый день и всю ночь, целый день и всю ночь. Мэри, я не хочу, чтобы ты плакала целыми днями и ночами.

– Тим, давай так. Я буду сидеть под зонтиком и наблюдать за тобой. Читать я не стану – обещаю. Просто буду смотреть на тебя. Договорились?

– Договорились, договорились, договорились! – пропел Тим, изображая подлодку, но благородно воздерживаясь от торпедирования Мэри.

Убедившись, что полностью укрыта в тени зонтика, мисс Хортон вытянулась на шезлонге и вытерла лицо. С мокрой одежды капала вода. Узел на затылке тоже вымок, и стекавшая с него струйка неприятно щекотала спину. Она вытащила шпильки и перекинула волосы через спинку шезлонга, чтобы высохли. Мисс Хортон была вынуждена признать, что чувствует себя великолепно, словно соленая вода обладала целебными свойствами. Кожа горела, мышцы размякли, руки и ноги отяжелели…

Мэри сидела в салоне красоты, куда наведывалась нечасто, и парикмахер ритмично расчесывал ей волосы – раз-два-три, раз-два-три, – водя щеткой по всей длине прядей, отчего кожа головы натягивалась и восхитительно зудела. Улыбаясь от удовольствия, Мэри открыла глаза и увидела, что находится не в салоне красоты, а в шезлонге на пляже; солнце так низко опустилось за деревья, что песок полностью накрыла тень.

Тим стоял сзади и, склонившись над ее лицом, играл с волосами. Охваченная паникой, она отпрянула от него и, судорожно хватая шпильки из кармана платья, принялась быстро собирать волосы в пучок. Ее глаза были расширены от страха, сердце гулко стучало.