– Совершенно верно.
– И все же я думаю, что ты хорошая женщина.
Нона остановилась в «Ле мериготе», отеле сети «Марриотт» с видом на океан, к югу от пирса Санта-Моники, кварталах в десяти от того места, где она проехалась коньками по яйцам Джимми Рэдберна. Джейн не стала подъезжать к дверям отеля, а остановилась у тротуара в худосочной полуденной тени пальмовых деревьев.
Она дала Ноне Винсент пятьсот долларов еще утром, пообещав еще пятьсот позднее. Теперь она предложила вторую часть денег.
– Я не должна их брать. Наверное, тебе они нужнее.
– Я всегда держу свое слово.
– Не должна брать, но возьму. – Нона засунула пятьсот долларов под желтый спортивный бюстгальтер. – Когда я буду рассказывать эту историю друзьям, то всегда смогу сказать, что не стала их брать.
– Но ты расскажешь правду.
Нона посмотрела на Джейн с несвойственной ей торжественностью:
– У тебя степень по психологии или что-то другое?
– Что-то другое. Слушай, эти ребята, вероятно, уберутся отсюда, но сегодня забудь о коньках, потому что они наверняка сильно обиделись.
– У меня и так последний день отпуска. В отеле есть гидромассажный салон. Останусь там, пусть меня ублажают.
Джейн протянула руку:
– Рада была познакомиться.
Они пожали друг другу руки, и Нона сказала:
– Когда выпутаешься из этой переделки, позвони по номеру, который я дала. Я хочу услышать всю историю.
– По правде говоря, я выброшу твой номер. Если его узнают плохие ребята, тебе мало не покажется.
Нона положила одну стодолларовую бумажку на колени Джейн. Та взяла ее и спросила:
– Это что такое?
– Я плачу тебе за то, чтобы ты запомнила номер. Если я так и не узнаю, в чем дело, то умру от любопытства.
Джейн сунула банкноту в карман.
– Я почти в два раза старше тебя, – сказала Нона. – Когда я росла при динозаврах, то не думала, что мир станет таким уродливым.
– Я не думала так еще десять лет назад. Еще год назад.
– Почаще оглядывайся.
– Непременно.
Нона вышла из машины. В носках, с роликами в руках, она поднялась по пандусу к двери отеля.
Кипп и Анджелина стоят в гараже отеля. У лифта. Они ждут почти пятнадцать минут. Ждут молча. Кипп не расположен к разговорам. Анджелина понимает его состояние. Как и всегда.
Они хорошо чувствуют друг друга. Он ей доверяет. Она ни за что не хочет давать ему повод не доверять ей. Он может заниматься с ней каким угодно сексом. С ней или с другими девушками. Она не ревнива. Она только хочет быть той, кому он доверяет больше других. Не его единственной девушкой. Его лучшей девушкой. Лучшим другом. Если порой ему надо сделать ей больно, он может делать ей больно. Когда-нибудь она узнает, где у него главный тайник с деньгами, и он будет так ей доверять, что, когда она выстрелит ему в затылок, он отправится в ад, думая, что наемный убийца отправил ее на тот свет вместе с ним.
Швейцар соединил их с коридорным. Раздается звонок, извещающий о прибытии кабины лифта, из нее выходит коридорный. Он не похож на коридорного. Он похож на доктора. Мудрый взгляд, очень серьезный. Седые волосы. Очки в проволочной оправе. Он говорит:
– В лифте найдены два пустых портфеля.
– Где они? – спрашивает Кипп.
– Уиндем, управляющая, взяла их в свой кабинет. Говорит, что портфели могут понадобиться ФБР.
Анджелина чувствует, как Киппа охватывает тревога. Воздух внезапно наэлектризовался.
– А при чем тут ФБР? – спрашивает Кипп.
– Дама, которая была с женщиной на роликах, показала управляющей значок ФБР или что-то в этом роде. Теперь Уиндем думает, что удостоверение было поддельным и она должна связаться с ФБР.
Анджелина мгновенно оценивает ситуацию. Эта сучка Итан Хант смылась. Ее подружка-лесбиянка тоже. Пора забыть о них. Пусть катятся. Нужно уматывать отсюда. Но Киппу она говорит только:
– Пожалуй, нужно сворачивать «Винил» быстрее быстрого.
Кипп моргает, глядя на нее. Кивает. Он всегда отстает от нее на две секунды.
Он дает коридорному две стодолларовые бумажки.
В гараже тихо. Ни души.
– И немножко страха, – советует Анджелина.
– Да, – говорит Кипп. Он берет коридорного за горло. Прижимает спиной к стене. Шипит ему в лицо: – Ты не видел ни ее, ни меня. Не говорил с нами. Ясно?
Коридорный лишается дара речи. Он может только кивать.
– Скажешь про нас хоть слово, я найду тебя вечером, отрежу нос и скормлю тебе. То же самое передай швейцару.
Коридорный, чье лицо покраснело, кивает. Глаза его выпучены, рот распахнут, он с трудом втягивает воздух. Он больше не похож на доктора. Он похож на краснолицую рыбу. Он ничто в своей броской униформе. Большой нуль. Идиот.
Кипп отпускает горло идиота. Сильно бьет его кулаком в живот. Идиот падает на колени.
Кипп оставляет большому нулю двести долларов. Это способ еще больше унизить его. Все равно что сказать, будто он за двести долларов позволил Киппу его избить.
Анджелина и Кипп уходят.
За спиной у них идиота рвет на гаражный пол.
Анджелине будет не хватать таких сценок, когда она убьет Киппа. Ей будет не хватать этого: она любит, когда Кипп показывает людям, как мало они значат, как они ничтожны. Ей нравится видеть, как он бьет их.