Но эта Итан Хант – он на мгновение увидел ее издали, когда она открывала дверь отеля для своей сообщницы на роликах, – выставила его дураком. Лицо Киппа горит от смущения. Женщина унизила его перед его же людьми. Он понимает, что все его парни потихоньку посмеиваются над ним. И не только они. Все, кто был в парке, водители на Оушен-авеню, тощий швейцар, которого он отпихнул в сторону, – все они смеются над ним.
Когда этот единственный недостаток, эта единственная слабость Киппа Гарнера заявляет о себе, он порой утрачивает самоконтроль и действует иррационально, но всегда недолго – минуту, пять минут. На этот раз он примерно с минуту трясет ручки из нержавеющей стали, тянет двери отеля на себя, толкает их, трясет с такой силой, что они, кажется, готовы разлететься вдребезги; замок колотится о внутренние ручки, цепочка брякает по стеклу.
Сквозь красный туман, который мешает ему ясно мыслить, наконец пробивается голос Анджелины:
– Эй, здоровяк! Слышишь, жеребец, мистер Великан! Тебе это будет интересно.
Это одна из двух лжестудентов из парка, та девушка, которая всегда знает свое место. Она бежала через улицу вместе с ним и Захидом, а теперь машет перед ним своим смартфоном, где стоит программа – один из шедевров Джимми, – позволяющая отслеживать местонахождение портфелей.
– Они переместились по вертикали, здоровяк.
Программа не только показывает перемещение транспондера в горизонтальной плоскости, но и обладает тем, что Джимми называет способностью обрабатывать данные о местонахождении источника сигнала в трехмерном пространстве.
Кипп отходит от двери, поднимает голову и разглядывает отель.
– Хочешь сказать, они отправились наверх?
– Да, в вертикальном направлении, – подтверждает Анджелина.
– Вверх?
– Может, у них там номер. Или на крышу.
– С крыши идти некуда. У них там номер.
У гаража было два пандуса – один для въезда, другой для выезда. Джейн тащила сверхпрочный мешок для мусора с заказанными ею распечатками, а Нона, оставшись в одних носках, несла в руках коньки. Они выбежали по выездному пандусу в проулок за отелем. Джейн не удивилась бы, столкнувшись здесь с самыми крутыми ребятами Джимми Рэдберна, но проулок был пуст.
Отель располагался в северной части квартала, в середине проулка; на противоположной стороне находилась парковка офисного здания, выходившего на Вторую улицу. Проулок обеспечивал подъезд к гостинице, и Джейн полутора часами ранее переместила свой «форд» от паркомата на Аризона-авеню на площадку для посетителей внутри парковки – ближайшее к отелю место, которое ей удалось найти.
Пока они бежали по проулку, Джейн каждую секунду ожидала услышать крики у себя за спиной, но все было тихо. Оказавшись у машины, она сунула мешок на заднее сиденье. Нона с коньками прыгнула на переднее. Джейн села за руль и выехала с парковки, не наблюдая в зеркале заднего вида никаких преследователей.
Кипп извиняется перед швейцаром за то, что оттолкнул его, и сует ему стодолларовую бумажку. Потом они с Анджелиной выходят на тротуар. Появляется Захид, который прихрамывает после столкновения с «лексусом», но утверждает, что травмы несерьезные.
– Они явно сняли номер в отеле, – говорит Кипп. – Не могут же они оставаться там вечно. Нужно поставить людей на входе и сзади. Приведи машину к…
– Эй, здоровяк, – говорит Анджелина, вглядываясь в свой смартфон, – они спускаются.
– Что?
– Они были довольно высоко, может, на одном из двух верхних этажей. Эта программа не идеальна, когда речь идет о вертикали. А теперь они спускаются.
Выехав из проулка, Джейн поворачивает налево, на бульвар Санта-Моника, а потом направо, на Четвертую улицу.
Нона Винсент, отставной сержант армии США, приехала сюда одна из Южной Каролины, чтобы провести здесь недельный отпуск.
– Давно так не веселилась, – говорит она. – Шарахнула парню с шариком по яйцам так, что загнала их в адамово яблоко. Надеюсь, заслуженное наказание понес плохой мальчик, совсем плохой.
– Плохой с головы до ног, – заверила ее Джейн.
– Я ему сказала, что могу называть себя как хочу, но он не имеет права называть меня лесбиянкой. И вообще никого. Только не уверена, что он меня слышал, потому что он тогда уже получил по яйцам и отключился от боли.
– До него наверняка дошло.
Когда Джейн остановилась под красным светом на углу Четвертой и бульвара Пико, Нона спросила:
– Так тебя, значит, временно отстранили от работы в ФБР?
– Да, – солгала Джейн. – Как я уже говорила.
Она не сказала, что находится в отпуске, потому что не хотела подробно рассказывать о самоубийстве Ника.
– Почему тебя отстранили? Кажется, ты что-то говорила.
– Я ничего не говорила.
– Ты не похожа на мошенницу.
– Я не мошенница.
– Иначе я не была бы сейчас здесь, с тобой.
– Я знаю. Спасибо за помощь.
Загорелся зеленый. Джейн поехала по бульвару Пико в сторону бульвара Оушен.
– Я так думаю, – сказала Нона, – ты занималась делом о коррупции, в котором замешан какой-то политик, и начальство велело оставить его в покое, а ты не оставила, и тебя отстранили до тех пор, пока ты не одумаешься.
– Ты телепат.
– А ты – пустобрех.
Джейн рассмеялась: