Тигр! Тигр!

Беспомощная и безвольная, Сидра повернулась и прошла в свою спальню. Там был револьвер, и она понимала, что пришла за ним. Открыв ящик тумбочки, она откинула в сторону кипу шелкового белья; оно почему-то оказалось влажным и липким. Сидра застыла в замешательстве, а тем временем Ардис перегнулся через ее плечо и взял револьвер. На рукоятке намертво сомкнулись пальцы окровавленной, оторванной от тела кисти, указательный палец застыл на спусковом крючке. Ардис нетерпеливо поцокал и попытался оторвать руку от рукоятки. Рука не поддавалась. Он выворачивал палец за пальцем, но тошнотворная мертвая рука упорно цеплялась за револьвер. Сидра присела на краешек кровати и стала с наивным детским интересом наблюдать разыгрывавшийся спектакль, отстранен-но замечая, как под руками Ардиса шевелятся и напрягаются мышцы и жилы окровавленной культи.

Из-под двери ванной медленно выползала алая змейка. Она извивалась по паркетному полу, мягко коснулась края ее юбки и стала разливаться лужицей. Когда Ардис оставил свои тщетные старания и со злостью отбросил револьвер, ему на глаза попался красный ручей. Он кинулся к ванной и распахнул дверь, чтобы уже через секунду снова ее захлопнуть.

— Ладно, пошли, — бросил он Сидре.

Сидра механически кивнула и встала, не обращая внимания на намокшую юбку, хлеставшую ее по лодыжкам. Подойдя к кабинету Роберта, она стала осторожно поворачивать ручку, пока еле слышный щелчок не оповестил ее, что запор открылся, а затем столь же тихо толкнула дверь, и та широко распахнулась. Кабинет ее мужа был погружен в полумрак. Письменный стол стоял перед высоким окном с задернутыми шторами, и Пил сидел за столом спиной к двери. Отблески света свечи или какой-то лампы окружали его фигуру сиянием и пробивались вокруг нее в комнату. Он сидел совершенно неподвижно.

Сидра направилась на цыпочках вперед, но вскоре остановилась. Ардис предостерегающе приложил палец к губам, с кошачьей бесшумностью подбежал к холодному камину, взял тяжелую медную кочергу и протянул Сидре. Ее рука поднялась, словно сама собой, и сжала холодную металлическую ручку.

«Так естественно, — подумалось Сидре, — словно я всю жизнь занимаюсь убийствами».

Но против всего, что толкало шагнуть вперед и занести кочергу над головою Роберта, в тайных глубинах Сидры плакало и стонало нечто слабое, охваченное отвращением: плакало, и стонало, и хныкало, как трясущийся в лихорадке ребенок. Последние капли ее самообладания дрожали и исчезали, словно вода, разлитая по песку.

А затем Ардис ее коснулся. Его палец нажал чуть повыше основания позвоночника и словно послал вверх, в голову, заряд дикого, прямо-таки зверского бешенства. Подхваченная накатившей волной ярости, ненависти и желания отомстить, Сидра вскинула кочергу и с размаху опустила ее на голову все так же неподвижного мужа. И тут последовало что-то похожее на бесшумный взрыв. Засверкали огни, закружились тени. Сидра била и била по обмякшему телу, которое вскоре соскользнуло на пол. Сидра била безжалостно, истерически, пока не превратила его голову в кровавую бесформенную массу, и лишь тогда она выронила кочергу и отступила на шаг.

Ардис встал около тела на колени и перевернул его лицом вверх.

— Мертвый, мертвей не бывает. Это и есть тот момент, о котором ты, Сидра, взывала. Ты свободна!

Сидра в ужасе смотрела на труп. И труп, распростертый на темно-красном ковре, тоже смотрел на нее. У трупа было худощавое нервное лицо с угольно-черными глазами и черными волосами, заходившими на лоб острым треугольником. Невероятное понимание заставило ее громко застонать.

— Да, это Сидра Пил. В этом человеке, которого ты убила, ты убила саму себя. Убила единственную свою часть, которую стоило сохранить.

— Ай! — по-детски закричала Сидра, обхватила себя руками и стала раскачиваться от отчаяния и полной безнадежности.

— Вглядись в меня получше, — сказало лицо. — Моей смертью ты разбила оковы — единственно, чтобы обрести другие.

Она уже это понимала, понимала без всяких сомнений. Ибо все еще стеная и раскачиваясь от муки, конца которой никогда не предвиделось, она увидела, как Ардис встал и пошел к ней с распростертыми объятиями. Его глаза сверкали, словно кошмарные омуты, а распростертые руки были щупальцами собственной неугасающей страсти Сидры, жаждавшими обвить ее. И теперь уже некуда было бежать, и не будет исхода у этого тошнотворного брака с ее собственными похотями. Вот таким пребудет присно и во веки веков прекрасный новый мир Сидры Пил.

IV

Все остальные уже прошли сквозь завесу, а Христиан Бро все еще медлил и медлил. Изображая полную невозмутимость, он закурил очередную сигарету, задул и выкинул спичку и только потом окликнул:

— Э-э… Мистер Некто?

— Да, мистер Бро?

Звук голоса, прозвучавший ниоткуда, заставил Бро поневоле вздрогнуть.

— Вообще-то я… правду говоря, я остался, чтобы немного с вами побеседовать.

— Этого я, собственно, и ждал.

— Да? И почему вы этого ждали?

— Ваша неутомимая жажда нового материала отнюдь не является для меня тайной.

— О? — Бро нервно огляделся по сторонам, — Понятно.