Тиберий Гракх

– Ты еще спрашиваешь! – отозвался нобиль. – Мне помнится, Крассу в подобной ситуации хватило одной амфоры. Если верить россказням этрусков о том, что демоны поджаривают умерших в Аиде на сковородах, то я уверен, там в ходу это масло.

Молчун раскатисто захохотал. Разговор возобновился после долгой паузы.

– Не знаю, как благодарить тебя, – сказал Молчун. – Должно же у тебя что-то остаться на память от нашей семьи. Может быть, отцовский стол из черного ливийского дерева? На нем заиграет выгодно серебряный столовый прибор на двенадцать персон коринфской работы.

– Мой юный друг, – перебил нобиль. – Я помню эти вещи и знаю их происхождение: они из дома проскрибированного Титиния. Но, если говорить о памятном подарке, замечу, серебро у меня не держится. Ливийский же стол без серебра будет выглядеть одиноким. Скажу начистоту: мне хотелось бы обладать тем, чего нет ни у кого в Риме…

Нобиль взял Молчуна под руку, и они удалились, но как будто не в сторону дома. Их голоса становились глуше, а потом и вовсе затихли. Дождавшись, когда луна зайдет за облака, я встал. Лицо, руки и ноги были в колючках. Так пострадать! И было бы из-за чего!

Выбравшись наружу, я помчался в сторону караульни. Вот и она. Но из кустов вышел человек. Откуда он только взялся? Невысокий, плотный. Луна осветила шрам на его правой щеке.

– Нельзя! – произнес незнакомец решительно, как мне показалось, с галльским акцентом.

У меня внутри все оборвалось. Это засада! Напали на вигила! Жив ли он? Человек успел схватить мою руку и ловким движением взметнул меня на свою спину. Я не смог даже пошевелиться. Это был не известный мне прием борьбы. Я залился слезами.

– Не плачь, мальчик! – успокоил меня незнакомец. – Я не причиню тебе зла. Но для беседы, которая ведется там, не нужны свидетели.

– Знай бы я раньше, – вдруг послышался незнакомый мне голос, – можно было бы устроить представление…

– Чем позднее, тем лучше! – ответил Багор.

– Прощай!

Голос ночного гостя звучал уже в отдалении, и лишь тогда разжались держащие меня пальцы. Я был мягко опущен на землю. Человек со шрамом исчез.

Я бросился к вигилу.

– Что это за ночные гости?! – недоумевал я. – Что это за представление?

– Гости как гости! – неопределенно промычал Багор. – Правда, сегодня я их не ждал, хотя был им рад. Это мои друзья и покровители.

– А чем я им помешал?

– Ты – ничем. Но они предпочитают обходиться без лишних свидетелей. Таковы их капризы, которые приходится уважать. Не обижайся. Этот человек причинил тебе боль?

– Нет. Но кто он все-таки? Гладиатор?

– Вот тут ты угодил в хлеб, как тот юный балеарец[58], которого кормили тогда, когда он со ста шагов попадал в хлеб из пращи.

– Угощайся!

Вигил протянул мне лепешку, и я вонзил в нее зубы. От волнения я сильно проголодался.

– Да, – продолжал он, – мой покровитель почему-то обожает этих германцев и галлов, и сам он чем-то на них похож. Он жаждет публичной славы. Рим для него арена. А теперь вываливай свой улов, пока он не протух.

Я попытался вспомнить все по порядку. По мере того как рассказ мой продвигался к концу, лицо вигила становилось все более мрачным и озабоченным. Уже светало, и он загасил светильник.

– Глупый щенок! – произнес он, когда я закончил. – А если бы тебя заметили, где бы тогда тебя искать! Да прекрати ты наконец чесаться!

– Репьи! – объяснил я. – Не стоило мне прыгать! Подумаешь, тайна – амфоры с маслом!

– Да ты ничего не понял! Это земляное масло![59] На нем не жарят рыбу! Им не натираются атлеты! С помощью земляного масла киликийские пираты сожгли несколько кораблей Гнея Помпея во время его последней экспедиции. Вот было зрелище!

– А почему его называют земляным?

– Потому что бьет из земли.

Мое невежество всегда действовало на него успокаивающе. Да и можно ли сердиться на юнца, не видевшего земляного масла?

– Его называют черной земной кровью, – продолжал Багор. – Оно бурлит глубоко под землей в ее жилах, но иногда выбивается наружу и самовозгорается. Тогда его уже ничем не загасить. Маги – так персы называют своих жрецов – торжественно поклоняются ему. Но это недобрый огонь. В годы проскрипций Красс прибег к его услугам. Он поджигал дома лиц, внесенных в списки, а потом скупал участки за полцены. Видимо, патриций задумал нечто подобное.

– Как же быть? – проговорил я. – Может, обратиться за помощью к твоим друзьям. Гладиатор схватит Молчуна и нобиля – и лбами.

– Схватит, если прикажут, – улыбнулся Багор. – Но я не уверен, что мой покровитель решится дать такой приказ. Ты сам видел, с каким восторгом встретили этого Луция в «Аисте». Сынки богатеев глядят ему в рот. Мой же друг осторожен. Да и сам он патриций, хотя и разорившийся. Знаешь что, рыбка! Плыви к Цицерону. Сейчас же! Он сын римского всадника, как и я. Цицерон в состоянии нас понять. И он во времена сулланской диктатуры страха натерпелся. Правда, трусоват. Не говори ему ничего лишнего. Только то, что услышал этой ночью. Теперь иди. Мне надо еще поразмыслить.