Тиберий Гракх

– Еще один Луций! – воскликнул он с деланной разочарованностью. – Надо ли удивляться тому, что на Форуме приходится откликаться на обращение к другому. Наши с тобою предки были на редкость скучными и малоизобретательными людьми. Их фантазии хватило лишь на десяток имен. Что ж, Луций Младший! Поскольку у Луция Старшего за душой не осталось ничего, кроме надежды, тебе придется зайти со мною в это гнездышко.

Таверна оказалась переполненной. Молодые люди в тогах на скамьях за узким столом в центре зала. Те, кому не хватило места, устроились прямо на полу. Наше появление не прошло незамеченным.

– Луций! – послышался дружный рев. – Наш Луций!

Многие вскочили с мест и бросились навстречу нобилю.

Всех опередил долговязый и длиннорукий юноша, в котором я узнал Молчуна. По его поведению было видно, что он играл в сборище роль хозяина.

– Я знал, что почтишь нас своим присутствием, – произнес он с пафосом. – Мой отец видел в тебе соратника и часто рассказывал о схватках, в которых ты отличился.

– Да! – проговорил мой спутник, обнимая Молчуна. – Давно ли мы с твоим родителем сражались у Коллинских ворот с злобными недругами Суллы Счастливого! А теперь ты пригласил всех нас, чтобы отметить эту великую дату. Как говорят, сыновья поднимают оружие павших.

На глаза у Молчуна навернулись слезы.

– Благородный юноша! – продолжал нобиль. – Гибель твоего отца Аврия Оштианика для всех нас невозвратимая потеря. Это был золотой человек не только по имени, но и по доброте[51]. Но, как говорят, тени мертвых жаждут крови, а не слез. Давай поговорим о деле.

Я вытянул шею. Нобиль уловил мое движение и вспомнил обо мне.

– Ты здесь, Луций Младший. Видишь ли, – он обратился к Молчуну. – Мальчик помог мне отыскать эту нелепую птицу.

Молчун, схватив намек гостя на лету, бросился к столу. Что-то блеснуло в его руке, и через мгновение я пятился к двери, сжимая в кулаке липкую от вина монету.

Надо ли объяснять, что я тотчас помчался к вигилу. Багор выслушал меня не перебивая. Ни единый мускул не дрогнул на его лице. И только когда я закончил свой рассказ, он взял монету из моей ладони.

– Не поскупился! А ведь и впрямь Аврий Оппианик Старший был золотым человеком, но только для кого! И мертвецы жаждут крови! Это тоже верно. Что же касается «дела», то тут нетрудно догадаться. Дело Клуенция!

Я с недоумением взглянул на вигила.

– Ты говоришь загадками. Объясни мне, что это за люди – Клуенций и Оппианик? И откуда это сборище в «Аисте»?

– Клуенций Габит, – ответил Багор с готовностью, – сын Сассии от ее третьего мужа. Оппианик, или Молчун, как ты его кличешь, пасынок Сассии. Когда его родителя нашли в доме мертвым, вдова назвала убийцей Клуенция родного сына. Дело в первом слушании было ею проиграно. Теперь она затевает второй процесс, уверяя, что в предшествующем были подкуплены судьи. Ей требуются улики. А нобилю и его друзьям, собравшимся в «Аисте», нужны деньги. Они ведут жизнь на широкую ногу, но источники их доходов иссякли. Теперь понял? Да, этот денарий я пока удержу в качестве вещественного доказательства.

– А кто же убил безъязыкого раба? – поинтересовался я.

– Вот чего я не знаю. Это может выясниться на процессе, которого с нетерпением ожидает весь Рим. В деле ведь немало и других загадок, над которыми судьям придется поломать голову.

Пролетели каникулы. Пришла пора ученья и школьных забот. Педон, набравшийся за лето сил, свирепствовал, как мифический дракон. Угрозы вылетали из его рта вместе с брызгами слюны, превращаемыми в нашем воображении в пламя. Ферула гуляла по нашим невинным рукам, расплачивавшимся синяками за пустые головы. Они, как решето, пропускали неправильные греческие глаголы, которые нас заставляли запоминать. Мы еще жили впечатлениями каникул. Стоило на мгновение отвлечься, как в памяти вставал берег Тибра и горячий песок, наверное, еще хранивший очертания наших тел.

На второй или третий месяц после каникул, возвращаясь вместе с друзьями домой, я встретил вигила. Еще издали он замахал мне искалеченной рукой, и мне стало ясно, что потребовались мои показания.

– Завтра начинается повторный процесс Клуенция! – начал Багор с не свойственным ему пафосом. – Ты, Луций, сможешь присутствовать на слушании одного из самых загадочных преступлений. Итак, завтра мы встречаемся у спуска Священной улицы, там, где книжная лавка Максенция. Знаешь это место?

Еще бы мне его не знать! Ведь я относил Максенцию книги, переписанные моим отцом. Он работал дома, а не в мастерской, как другие переписчики, ибо страдал врожденной хромотой. Меня смущало другое.

– А школа? – спросил я.

– Ты будешь отпущен с занятий на время суда. Я нашел общий язык с Педоном.

Я не стал скрывать своей радости. Понять меня может всякий, кому приходилось заучивать греческие исключения. Мне подчас всерьез казалось, что мстительные грекулы выдумали их в пику нам, римлянам. Вот, мол, превратили нашу Элладу в провинцию, заставили платить подати и принимать легионы на постой, так учите глаголы: байно, бесомай, эбен, бебика! Тьфу! С этими глаголами можно сломать язык.