Тяжелый путь к сердцу через желудок

— А еще вот знаете, женщина, очень у меня коленку ломит. Вот прям ломит всегда почти: холод — ломит, жара — ломит, тяжелое что подниму — снова ломит, а уж если, не дай бог, приболею там или что — вообще ужас! Так ломит! Вы б, женщина, посмотрели, может, уж все?

— Скажете тоже, «все»: артроз коленного сустава справа. Справа ломит?

— Справа, — ни жива ни мертва подтверждает билетерша и садится рядом с Аллой Викториновной. — Это вы видите то есть?

— Вижу, — отвечает пассажирка и снова протягивает руку к контролеру.

— Экстрасенс? — вспоминает популярное слово билетерша и глупо улыбается.

— Ну, как сказать… Можно сказать, и экстрасенс.

— А чего ж вы? И порчу снимаете?

— Снимаю, — честно признается Алла Викториновна, не отдавая себе отчета в том, что произойдет дальше.

— Ой, вы знаете, у меня ведь дочь сглазили! Вот сглазили, прям начисто. Ни один мужик с ей рядом не задерживается. А если и появляется, так она хворать начинает. И так хворает, хворает, что ррра-з — и нет мужика. Так одна и мыкается. Прям не знай, че делать-то! Может, вы ее посмотрите? Чай, хуже-то не будет?

— Не будет, — соглашается Алла Викториновна и обещает: — Посмотрю.

— Ой, посмотрите, правда, — радуется контролер и, счастливая, перебирая руками за поручни, добегает до водителя и что-то ему рассказывает. Тот, разумеется, не верит и даже матерится немного, раз или два, а потом останавливает транспорт, вылезает из кабины и заходит в салон.

— Эта вот? — небрежно спрашивает он у билетерши, но видно, что ему страшновато.

— Эта, — коротко, по-военному, отвечает контролер и корчит рожи: «Иди, мол, пока возможность есть. Вроде ниче баба-то. Не кусается».

Водитель с легкостью расшифровывает одну гримасу за другой и, воодушевленный, подходит к Алле Викториновне:

— Экстрасенс вы?

— Я, — не отрываясь от книжки, отвечает пассажирка, не обращая внимания на то, что автобус больше не едет и перед ней стоит сам водитель.

— Ну… — вальяжно говорит тот и подмигивает билетерше. — Это мы щас проверим. Может, ты и про меня скажешь…

— Чего? — недовольно поднимает глаза Алла Викториновна и видит рыжего амбала в вязаном наперстке на голове.

— Чего-чего! Может, и про меня скажешь? — с уже меньшей уверенностью спрашивает водитель, обжегшись о пронзительный взгляд странной бабы.

— Геморрой, — сообщает ему Алла Викториновна и добавляет: — Сахарный диабет второго типа. Гипертоническая болезнь… Простатит. Так?

— Так… — оседает водитель и с размаху плюхается на сиденье. Состояние ужаса сменяется сомнением: «Не врет ли? Может, просто угадывает, потому что у многих мужиков-то и простатит, и геморрой, и болезнь эта, когда давление туда-сюда, туда-сюда. За целый день-то напсихуешься! А тут еще сумасшедшая какая-то! Нет уж, не дождетесь! Так и поверил!» — рассуждает шофер и решается предпринять еще одну попытку: — А вы вот мне, женщина, скажите, было ли у меня ранение и где?

Алла Викториновна минуту-другую смотрит на «пациента», делает пару пасов руками и без эмоций докладывает:

— Проникающее ранение живота. Шрам чуть ниже пупка. Оперировались лет десять назад, не меньше. После операции — перитонит. Было?

— Было, — еле слышно отвечает водитель и беспомощно смотрит на напарницу.

— Ну, было и было, — улыбается ему Алла Викториновна. — Домой-то меня довезете?

— Довезем, — хором отвечают водитель и билетерша, после чего шофер покидает салон на полусогнутых ногах.

Усевшись в кабине, минуту гладит обтянутый кожей руль, а потом выкрикивает в салон:

— Куда везти-то, женщина?

— Заречная, 17.

Автобус подруливает прямо к подъезду — он сошел с маршрута сразу же, как только Алла Викториновна продемонстрировала чудеса экстрасенсорики.

— Стойте! Стойте! — возбужденно кричит она и подбегает к водительскому окошечку. — Вот мой дом уже! Вот подъезд! Угловой. Откройте двери!

Водитель останавливает свой автотранспорт и высовывается в окошечко:

— Вы это! Телефон, может, оставите? Или адрес? А я б к вам своего малого привел, а то болеет и болеет. По врачам уже затаскали, а лучше не становится…

Наивная Алла Викториновна, забывая об элементарных правилах безопасности, пишет на вырванной из записной книжки странице и адрес, и телефон, и даже место работы. Послание она заканчивает следующим предложением: «Алла Викториновна Реплянко. Экстрасенс».

Лифт не работал. На седьмой этаж топала пешком, распугивая своим пыхтением сидящие на ступеньках компании.

— Осторожнее, — возмущались потревоженные обитатели подъездов. — Не видите, люди сидят?

— Не вижу, — смиренно вздыхала Алла Викториновна и упорно тащилась вверх.

Дверь открыла недовольная дочь. Не поздоровалась, ушла в комнату. Большой поэт сидел на кухне, пил чай. Жене обрадовался:

— Пришла?

— Пришла, — жалобно сообщила Алла Викториновна и уселась на табуретку.

— Чего так долго-то? Десятый час, — посмотрел на часы поэт.

— Лабораторную готовила на завтра. Потом автобус долго ждала. Пока доехала… Лифт не работал.

— А не надо так долго… — выкрикнула из зала старшая и тут же захлопнула дверь.

— Есть будешь? — по-доброму поинтересовался поэт.