Сердце у Аллы Викториновны неровно толкалось в грудной клетке, словно собираясь пробить в ней брешь, достаточную для выхода. Со своим сердцем она уже почти научилась договариваться, но иногда оно ей изменяло и устраивало пакости, из-за которых Алла Викториновна попадала в больницы и томилась там от постоянного голода. Вот и сейчас сердце прыгнуло вниз, где-то там побултыхалось, а потом временно смолкло. Алла Викториновна потерла грудь, убрала руку и выложила ее на стол.
— А что тут у вас случилось?
— Ничего не случилось: весь день с Аглаей воюет, та ее не слушается, вот она на тебя кидается, потому что ты бабушка и могла бы домой приходить пораньше, чтоб с внучкой немного посидеть.
— Ну, ведь ты дома, — напомнила Алла Викториновна большому поэту.
— Но я же работаю, — объяснил он, и на этом разговор прекратился.
Алла Викториновна почувствовала, в какую сторону сейчас подует ветер, и решила вовремя ретироваться, пока не засосало сквозняком в черную дыру непонимания.
— И вообще, Алла (большой поэт крайне редко называл жену по имени), может, не так уж она и не права?
— Это ты по поводу размена? — с надеждой встрепенулась Алла Викториновна.
— Нет, — покачал головой большой поэт. — Это я по поводу того, что пенсионеры должны сидеть дома, заниматься внуками и вообще соответствовать возрасту.
— А я и соответствую, — с готовностью отрапортовала она.
— Ты ведешь себя как безответственная девчонка, ровесница Аглаи. У той тоже нет понимания ни времени, ни пространства, ни возраста. Она, твоя внучка, — эгоистка, как и твои дети.
— Заметь, и твои тоже, — попробовала отшутиться Алла Викториновна, но вовремя осеклась: большой поэт впал в прострацию и зашевелил губами, не обращая внимания на жену.
Алла Викториновна аккуратно положила перед художником слова дежурный блокнот, карандаш и на цыпочках вышла из кухни, дабы не мешать поэтическому вдохновению.
В коридоре клубами валялась пыль, похоже, «оккупанты» не обращали внимания на такие ничтожные мелочи, считая ответственной за чистоту в доме Аллу Викториновну, ненавидевшую всеми фибрами души любой процесс, сопровождаемый мытьем чего-либо: будь то пробирки, колбы, аллонжи, посуда, полы, окна и так далее. Еще Алла Викториновна ненавидела гладить, перестилать постель и пришивать пуговицы. Как поговаривали ее близкие подруги: «Алка и дом — вещи несовместимые».
Алла Викториновна категорически с оценкой подруг не соглашалась и встречно обвиняла их в приземленности потребностей:
— Вам бы только, чтоб сыто было!
— А ты, наверное, святым духом питаешься? — язвили те на два голоса.
— Не святым, конечно, но вполне могу позволить себе не думать о желудке!
— О чем же ты думаешь, Алка? — продолжали атаковать близкие подруги.
— О высоком, — смеялась Алла Викториновна и кокетливо взбивала прическу.
— Высокого в тебе — только рост, — осаживали они чудаковатую подругу. — И среди твоих знакомых и родственников нет дам твоего роста, поэтому видно, что одежда, которую ты носишь, с чужого плеча. Посмотри, как ты выглядишь?! — шумели подруги.
— А как я выгляжу? — недоуменно переспрашивала Алла Викториновна.
— Плохо, Алла. Плохо до невозможности, а ведь ты с людьми работаешь!
— Во всех я, душенька, нарядах хороша, — обрывала Алла Викториновна сеанс психотерапии и просила подать к чаю обязательный кусочек черного хлеба.
— И все равно! Нельзя к себе так относиться, — бушевали подруги. — Ты посмотри, от того, что ты на себя все время рукой машешь, у тебя и девчонки никак нормально не определятся.
— А что вам не нравится? — наконец-то решалась на сопротивление Алла Викториновна и подтирала мизинцем помаду в уголках губ.
— Все! — стройно рычали подруги. — Сама в обносках, девчонки — в обносках, теперь и Аглая за чужими донашивает.
«Аглая!» — звякнуло в растревоженном мозгу потерявшейся Аллы Викториновны, и она поскреблась к младшей дочери в дверь:
— Можно я войду?
— Мы уже спать ложимся.
— А Аглая?
— Вспомнила?! — ехидно воскликнула младшая и рывком распахнула перед материнским носом дверь. — Спит уже твоя Аглая: не дождалась, пока бабушка с работы вернется, улеглась и спит.
Алла Викториновна просунула голову в комнату, чтобы удостовериться, но натолкнулась только на спящего зятя, раскинувшего руки на всю ширину разложенного дивана. Аглая не спала и сосредоточенно смотрела в потолок, специально проинструктированная матерью.
— Не спит! — обрадовалась Алла Викториновна и рискнула перенести ногу через порог. Дочь перегородила ей путь:
— Ты зачем? На пять минут поиграть? Тогда не надо.
— Я спокойной ночи пожелать, — миролюбиво объяснила Алла Викториновна.
— Ну уж нет! Явилась на ночь глядя, ребенок ее весь вечер прождал… И теперь, пожалуйста, показываем, какая мы хорошая бабушка!
— Ничего я никому не показываю, — отступила назад Алла Викториновна. — Я и правда просто хотела пожелать Аглае спокойной ночи. Зря ты на меня бросаешься.