«Все происходящее и в Ставке, и повсеместно еще более утверждает меня в убеждении, что перемена командования грозит величайшими непоправимыми последствиями для всей страны. Боюсь стать скучным и надоесть Совету Министров, но все-таки не устану повторять, что наш священный долг всем вместе умолить Государя Императора отказаться от своего пагубного решения и оставить Великого Князя во главе войск. Если Совет Министров не согласится пойти на это немедленно, т. е. сегодня или завтра, то я сочту своим нравственным и верноподданническим долгом протестовать лично. При настоящих обстоятельствах, когда каждая секунда дорога и невознаградима, я не могу признать правильной тактику выжидания и затягивания.
Пред лицом грозных событий надо идти с открытым забралом, говорить правду в глаза. Между прочим, за последнее время усиленно возобновились толки о скрытых влияниях, которые будто бы сыграли решающую роль в вопросе о командовании. Я откровенно спрошу об этом Государя и я имею на это право. Когда Его Величество предложил мне принять пост Обер-Прокурора Святейшего Синода, я согласился лишь после того, как Государь Император лично сказал мне, что все эти росказни придуманы врагами престола. Но сейчас слухи становятся настолько упорными, что я буду напоминать о нашей тогдашней беседе и, если положение действительно изменилось, просить об увольнении меня от должности. Готов до последней капли крови служить своему законному Царю, но не...».
«Я должен отметить, что вызов Распутина в Царское Село последовал помимо Государя Императора и что во время принятия решения он отсутствовал».
«Да, но во всяком случае надо положить решительными действиями предел распространению толков, подрывающих монархический принцип гораздо сильнее, чем всякие революционные выступления. Однако, в данную минуту самое главное — это вопрос о командовании. Повторяю, если Совет Министров не считает возможным ко мне присоединиться, то я отправляюсь один к Государю и заявлю, что уход Великого Князя — начало гибели всего».
«Теперь уже поздно. Все равно, если Государь пойдет на уступки, то Великий Князь не согласится оставаться в Ставке».
«Я уверен в обратном. Великий Князь в душе честный солдат и превыше всего любит родину. Во имя нее он останется, как бы лично ему это ни было тяжело».
«Не уверен в этом. Нервы Великого Князя окончательно измотаны».
«Судя по оглашенному мною письму, можно думать, что Его Высочество едва ли согласится»
«Я неоднократно говорил, что решение Государя бесповоротно. Оно не вчера сложилось и исходит из внутреннего убеждения. Вместо того, чтобы изматывать нашими ходатайствами нервы Государя, которому и без того страшно тяжело, наш долг сплотиться {71} вокруг Царя и помогать ему. Что касается вопроса о влияниях, то это вторжение в сферу, нам не подлежащую. Пусть каждый поступает в личных вопросах, как ему угодно, но Совет Министров тут не при чем».
«Нет, это вопрос не личный, а всей России и Монархии. Само лицо, слухи о влиянии которого болезненно волнуют всех верноподданных, имеет смелость открыто говорить, что оно убрало Великого Князя.
«Сейчас этот вопрос мною не ставится на обсуждение Совета Министров. Мы обсуждаем сообщенное Военным Министром письмо верховного главнокомандующего и я просил бы не отвлекаться в сторону».
«Несомненно, что мысль о немедленном принятии командования значительно утеряла свою остроту и Государь, насколько до меня доходят слухи, считает ее осуществление вопросом будущего. Я знаю, что Его Величество отнесся симпатично к идее верховного объединения снабжения и к формированию новой армии из кадров гвардии. Если это так, то, значит, Государь останется в Петрограде, а в Ставке будет полным хозяином Алексеев. Практически это самое главное».
«Я с самого начала был против перемены командования и вступления Государя Императора в личное предводительствование армией. Но сейчас, мне казалось бы уже поздно перерешать, ибо все знают о намерении Его Величества и отказ его от принятого решения будет истолкован, как признак слабости воли и боязни. Все это может весьма неблагоприятно отразиться на престиже Монарха. Засим, что касается роли генерала Алексеева, то я полагаю, что его ни на один час нельзя называть даже исполняющим должность верховного главнокомандующего. Нельзя, при современных настроениях, сменять Великого Князя простым генералом. И в армии, и в народе это может вызвать опасное неудовольствие».