The Мечты. Минор для мажора

Домой они прикатились вечером того же дня. Перед этим Дима долго и цветасто объяснялся, прощался, просил прощения. Винился и каялся: недоглядел за женой, упустил, их испорченный праздник - его вина. Слушать это все было совсем невыносимо. А когда удалось свалить, продолжил выговаривать уже в машине, успокоившись только перед подъездом Маличей, куда они заехали за Андрюшей. Юля попросила забрать его прямо сегодня. Глупо – из трусости, из эгоизма, из желания прекратить все происходящее и заткнуть Диму. Андрюша – хоть какой-то щит. При нем Ярославцев продолжать экзекуцию не станет.

Собственно, он и не стал, моментально свернув обвинения и допрос. Юлиного отца Дима почему-то немного побаивался, а при сыне скандалить – даже он до такого не дошел.

И только когда они оба, уже принявшие душ, оказались в одной кровати, он снова сунулся к ней, но теперь уже совсем с другими намерениями. Очевидно, мириться. Вернее, ожидая, что Юлька должна таким образом извиниться.

«Ты издеваешься?! Ты ногу мою видел?! Мы даже у врача не были! Я ночь провела черт знает как и черт знает где, а тебе похрен, ты только обвинять способен!» - выкрикнула ему, недоумевающему, Юлька и сбежала ночевать к Андрею. А уже утром точно знала, что следующим шагом будет срочная покупка свечей и таблеток от молочницы. Полного курса. Недели на две. Чтобы за эти недели отважиться поговорить и решить все окончательно.

Потому что в тот момент, когда она увидела его, вернувшись на базу, вдруг поняла, что теперь уже точно конец. А ее стыд и чувство вины – ничто по сравнению с усталостью от вранья самой себе. Моджеевский прав. Это она завралась.

... даже слепой бы разглядел

***

Все катилось к чертям.

Ярославцев дебилом себя не считал и прекрасно видел, что Юля на грани срыва. Ему это не нравилось, и особенно – ввиду того, что она по-прежнему оставалась и матерью его сына, и родственницей Моджеевских. Да и его родной женой вообще-то! Что конкретно ее не устраивает – Димон до сих пор не разобрался, но чем дальше, тем больше склонялся к тому, что надо поговорить. Очень серьезно и обстоятельно. И, может, даже обратиться к семейному психологу за парочкой консультаций. Бабы такую хрень любят, а ему не жалко пару раз сходить, чтобы она успокоилась.

Потому что он совершенно не понимал, что с ней произошло и когда это все началось.

Но итог был слишком очевиден: с утра она так шарахнулась в сторону от его поцелуя в щеку, что даже слепой бы разглядел.

А что он, в общем-то, сделал такого? Ну да. Не сдержался накануне. Может, где-то и перегнул. Переволновался. Так из-за нее же, из-за дуры, и переволновался. Ее всю ночь не было – шутка ли? Потерялась в горах! А если лавина? А если волки? А если бурелом? Да что угодно! Что же он? Не человек? Ему ее не жалко, что ли, бестолковую?

Булькая про себя и психуя, Яр собрался на работу, поцеловал сына и все-таки приобнял Юльку за плечи – тут она не слишком сопротивлялась. Хотя губы по-прежнему дула.

«Ну что ты, малыш?»

Тишина.

«Я ж не нарочно вчера».

Тишина.

«Ну ладно, до вечера».

И снова тишина.

Прервавшаяся только в подъезде, когда он сбегал вниз по лестнице и пересекся с соседкой, хорошенькой и молоденькой владелицей очаровательного кокер-спаниеля. Сучка. В смысле псина – сучка. С девицей они уже довольно давно приглядывались друг к другу, причем отнюдь не с платоническими намерениями. Сегодня он умудрился брякнуть ей, что она шикарно выглядит для такого промозглого утра, а потом предложил выпить кофе, когда и если у нее будет время.

«Посмотрим», - уклончиво, но многообещающе ответила соседка и скрылась за дверью – она жила на первом этаже.

Ну а Димон продолжил свой путь на работу. Сел в машину, вырулил со двора, выехал на проспект и... получил совершенно неожиданный звонок от Моджеевского на личный номер.

Через полчаса он ожидал его в приемной – сам Богдан еще до работы не доехал, а стало быть, тоже звонил в дороге. Потому приходилось сидеть на мягком диванчике у двери в кабинет генерального директора, пить кофе эспрессо, вежливо предложенный секретаршей. И гадать, какого черта в такую рань его захотел видеть сам Богдан, чтоб его, Романович.

Дима успел сделать пару глотков, едва распробовав вкус, когда в приемную скорым шагом вошел Моджеевский и поздоровался.

- У меня идея нарисовалась, - сказал он Ярославцеву, - тебе понравится.

И не сбавляя темпа, направился к себе. Весь такой внезапный и стремительный. Твою ж мать...

Дима подхватился с места, буркнул «спасибо» секретарше, поставив чашку на блюдце, и ломанулся за Богданом, чтобы через мгновение тоже оказаться в его кабинете.

- Что за идея? – по-деловому спросил он, располагаясь на стуле перед «шефом». – Ты вообще спишь? Тебя только вчера из леса вытащили, а ты идеи генерируешь.

- А лесная жизнь она такая, - усмехнулся Моджеевский. – Способствует и вдохновляет. Но тебе хочу предложить не дикую природу, а поездку в цивилизацию.

- Путевка выходного дня?

- Длительная командировка в стольный град. Ты к такому как относишься?