The History of Bones: A Memoir: A Memoir

Что меня действительно расстроило, так это то, как решительно Арто встал на сторону Антона. Как будто он был великим арбитром, когда дело касалось ритма. Арто пытается создать о себе репутацию, что его ритм не может быть подвергнут сомнению, потому что он из Бразилии. Но это бред. То, что он не умеет настраивать гитару, не означает, что его ритм не имеет ценности. Ценностью была его концепция и его звук.

Во время репетиций, когда музыка становилась все сложнее, Арто сидел, бессознательно натягивая струны и читая комикс. Честно говоря, мы работали над сложным музыкальным произведением, а Арто сидел, погрузившись в комикс на коленях. Струны.

То, что Арто и Антон сделали с Пикколо, было чудовищно жестоко, и я не против того, чтобы подлить немного дерьма Арто.

Я знаю многих музыкантов, которые могут быть настоящими мачо в отношении времени. Некоторые парни считают, что их время отлично, а время другого парня - отстой. Для человека, о котором идет речь, нет возможности защитить себя или доказать, что его время хорошо.

Время - это все в музыке. То, куда вы помещаете ритм и как вы его чувствуете, - вот что вкладывает в него душу, секс. То, как вы чувствуете ритм, - это все. Но не существует человека с идеальным временем, а если и существует, то какова его ценность? У метронома идеальное время.

А время, проведенное в музыке, имеет самое непосредственное отношение к вашей уверенности и легкости в игре. Если вы начнете беспокоиться о своем времени, то забудьте об этом.

 

-

Пикколо очень шатается на репетиции. Он пытается брыкаться и не делает этого.

Мы репетируем, и я замечаю, что Антон нарочно то ускоряется, то замедляется. Стив отчаянно пытается не отставать от Антона, думая, что это он портит темп. Это одна из самых подлых вещей, которые я когда-либо видел. Уверенность Пикколо полностью пошатнулась, он дрожит.

Антон с отвращением отбрасывает палочки, говорит, что больше не может играть с этим парнем, и выбегает из комнаты. Он подстроил все это, чтобы убедить меня, что Пикколо - отстой и его нужно заменить.

Стив расплакался: "Я просто хочу им понравиться".

Это можно было бы расценить как то, что Антон просто неразумен, каким он часто и бывает, но Арто так упорно поддерживает его, что это становится ужасным.

Пикколо пропускает репетицию. Он утверждает, что ему делали иглоукалывание для снятия героиновой ломки, и он заснул на столе. Никто его не разбудил. Когда он проснулся, репетиция уже закончилась. Его ложь как бы мечется туда-сюда между тем, что можно просто отпустить, и тем, что заставляет вас сказать: "Да ладно вам".

Я остаюсь с ним. Мы летим в Лондон на гастроли в поддержку первого альбома. Мы заселились в свои номера. Все это очень волнительно. Много интервью. Много девушек.

Мне звонит Пикколо и говорит, что я должен немедленно прийти к нему в комнату. Но есть проблема.

Отлично, что теперь? Я захожу к нему в комнату, и он показывает мне свою руку. Она раздута и выглядит так, будто в нее закачали желе. Она буквально в четыре раза больше своего обычного размера. Рука настолько большая, что он носит ее по комнате другой рукой.

Случилось так, что он укололся водой в туалете самолета - водой с надписью "НЕ ПИТЬ" - и у него началась какая-то ужасная реакция. То есть воду пить небезопасно, но он ввел ее себе прямо в кровь. Святой человеческий пиздец.

Я нахожу ему врача, и на следующее утро его рука снова в порядке.

По телефону я могу сразу определить, что кто-то под кайфом. Человек на другом конце отрицает это, но его голос более хриплый и имеет другой ритм и рисунок. Это забавная вещь, потому что даже если они пытаются скрыть, что они под кайфом, это одна из тех вещей, которыми, как вы чувствуете, наслаждаются, что делает их бесконечно более раздражающими.

Еще долго после того, как я перестал употреблять героин, у меня сохранялись все обычные реакции на него. После саундчека, который всегда проходит в спешке и раздражает, я думал: "Что мне теперь делать? Я должен справиться, а потом пойти домой и переодеться. Когда я не был под кайфом уже шесть месяцев.

Перед гастролями я бы надрался, может быть, сходил бы в чиппи и сразу отправился в путь. К концу тура я был в полном порядке. В Нью-Йорке мой чемодан сходил с конвейера, и у меня появлялась стреляющая боль в коленях. Потом в животе. Глаза горели. Меня тошнило от наркоты! И это после трех недель наркотиков! В этом нет никакого смысла. Я - собака Павлова.

 

-

Европейское турне - дело нечистое. Его организовала звукозаписывающая компания EG records, которой руководят Марк и Сэм. В Нью-Йорке нам сказали, что мы будем получать по двадцать пять фунтов в день. Это было не так много, но вполне нормально. Мы выступали на разогреве у их любимца Роберта Фриппа, и ночь за ночью сдували его со сцены. Мы получали всю прессу и всю энергию от толпы. Марку и Сэму не нравилось, что эти выскочки из колоний не понимают своего места.