The History of Bones: A Memoir: A Memoir

Через пару месяцев я был достаточно здоров, чтобы играть с группой в канун Нового 1980 года в Squat Theatre. Мы решили сыграть "Auld Lang Syne", чтобы открыть сет в полночь. Мы отработали ее во время саундчека, и она звучала великолепно. Это прекрасная мелодия, на самом деле.

Мы выходим на сцену и разбираем вещи, готовясь к выступлению. Мы начинаем отсчет: "Пять! Четыре! Три! Два! Один!" и сыграем "Auld Lang Syne" прямо в полночь.

Я подхожу к микрофону и говорю: "Так, у кого есть часы? Который час?"

"Двенадцать о три! Это двенадцать о три!"

"Мы пропустили это?!"

 

-

Антон (Тони) хотел записать альбом, ныл по этому поводу, говорил, что у нас будет больше концертов. Но я не хотел этого делать. Я не хотел впускать этих людей в свою жизнь. В конце концов Пикколо убедил меня, что это просто способ задокументировать то, что мы делаем.

Тони хотел, чтобы мы выбрали британский лейбл EG Records, потому что он знал их представителя в Нью-Йорке Эда Стрейта и сказал, что мы можем ему доверять.

Стрейт вовсе не был честным. Может быть, он был честным парнем в безвыходной ситуации, потому что его боссы, Марк и Сэм, были изворотливыми мерзавцами, и ему приходилось лгать нам или терять работу.

Мы должны были найти продюсера. Я не знал, зачем нам нужен продюсер, но он должен был быть. Мы взяли Тео Масеро, который продюсировал многие известные записи Майлза Дэвиса и Телониуса Монка. И он определенно знал, как записать саксофон так, чтобы он звучал как саксофон.

Мы не знали, чем занимаемся. Тео почти не бывал там, потому что Майлз записывался в другой студии в том же здании Columbia, и Тео тоже работал над этим проектом. Но все прошло нормально. У нас было всего два дня, чтобы все записать, но мы справились.

Тео постоянно называл Арто "Кранч" и так и не узнал его настоящего имени.

Теперь нам предстояло сделать запись. Я не знал, что это значит. Если мы пойдем на мастеринг, это будет стоить дороже, и нам сказали, что лейбл не собирается платить за это, и что это все равно не имеет значения, это не важная часть создания записи.

Когда мастеринг-инженер услышал хруст двенадцатиструнной гитары Арто, он решил, что звук, должно быть, ошибочный, и переделал лязг и треск Арто на что-то более вежливое и условно приемлемое. Тео сделал Арто довольно громким в миксе, где ему и место.

Арто каким-то образом вбил себе в голову, что мое эго помешало ему, и обратился ко всем журналистам, заявив, что я смешил его без протокола. Чего я, честно говоря, не делал.

EG делали такие отвратительные вещи. У нас с Эваном были идеи для обложки альбома, которые они отвергли. Это был первый раз, когда я увидел подобное, с чем позже столкнулся в большом изобилии в Голливуде. Эти парни говорили "нет" всему, что мы делали, только потому, что могли. Без всякой другой причины, просто чтобы дать им ощущение власти. Затем они взяли обложку, которую разработал Эван и которую они отвергли, сказав, что она никуда не годится, и использовали ее в качестве обложки для другой, гораздо более известной группы на своем лейбле.

Через несколько лет после выхода альбома мой тогдашний гастрольный промоутер выяснил, сколько копий первого альбома было продано. Он сообщил мне, что их было более шестисот тысяч. В отчетах EG говорилось о менее чем двадцатой части этой цифры.

 

-

Стив Пикколо быстро изменился в худшую сторону. Я баловался героином, но Стив взял его к себе.

Он жил с очень милым парнем Джерри, его женой и их шестилетней дочуркой, и продавал дурь из своей комнаты. Помню, как я пришел к нему в гости и с отвращением увидел стакан с водой, в котором мокли восемь грязных шприцев.

Перед тем как мы отправились в наше первое европейское турне, я сказал Пикколо, что ему придется поработать ногами перед поездкой. Я знаю, что он пытался, но постоянно падал.

Антону он никогда не нравился. Считал, что его время было плохим. Время Пикколо было неплохим, и он был мелодически великолепен. Я ни за что не хотел его увольнять, и не только потому, что он был моим другом и переживал трудные времена. Он не сделал ничего, чтобы заслужить увольнение, его игра была великолепна, и мы собирались быть людьми и поддержать его, пока он проходил через это отвратительное дело с наркотиками.

Антон, в общем-то, милый человек, но он мог быть и настоящим мудаком, особенно в те времена. Во многом именно это позволило нам стать группой. Он надрал нам задницы на первых репетициях, заставил нас работать, уделять внимание и не валять дурака. Антон хотел избавиться от Пикколо и нанять своего друга играть на басу. Он чувствовал, что его ритм сильнее, но этот парень и близко не стоял с мелодическим блеском Пикколо, так что это было не то, чего я хотел.