Протестанты среднего класса, составлявшие Республиканскую партию, смотрели на иммигрантов со смесью отвращения, страха и реформаторского рвения. Большинство выступало против иммиграции и надеялось американизировать тех, кто уже высадился, и обратить их в низкоцерковный протестантизм. Американские протестанты уже давно были реформаторами в сфере нравственного поведения, считая, что пороки, большинство из которых теперь в полной мере проявлялись в кишащих городских трущобах, - это вопрос личного греха, а не общественной политики. Поначалу это касалось даже алкоголя и рабства, хотя и то, и другое в конечном итоге потребовало вмешательства государства. 18 Но по мере того как протестантская буржуазия становилась все богаче и образованнее по мере экономического роста, многие начали отходить от устремленного вглубь фундаментализма, особенно по мере распространения дарвинистских идей. Социальные проблемы стали казаться не столько результатом личного поведения, сколько следствием воздействия сил окружающей среды, давящих на городских жителей и промышленных рабочих. Бедность и другие пороки перестали быть личными грехами; они стали социальными грехами. В растущем расколе между фундаменталистами и модернистами авангард Движения социального евангелия видел средство совершенствования американского общества в государстве, руководствующемся опытом и светской наукой, которую олицетворял Дарвин. 19 Для духовенства "Социальное евангелие предлагало возможность обрести новый социальный статус через осмысленный протест и реформы". 20
Возникновение новых и более организованных профессий шло рука об руку с радикальными изменениями в американском высшем образовании в XIX веке, и ни одна профессия не олицетворяла эти изменения лучше, чем академическая экономика. К середине века во многих штатах были созданы сельскохозяйственные колледжи и нормальные школы, а федеральный закон Моррилла 1862 года учредил "земельный грант" для сельскохозяйственных и инженерных учебных заведений в каждом штате. Однако лучшие американские колледжи, частные и часто религиозные, были ориентированы на получение гуманитарного образования для среднего профессионального класса, особенно для духовенства. В конце века, когда вырос спрос на более строгую и обширную профессиональную подготовку, появилось новое учебное заведение - исследовательский университет, на который оказали влияние немецкие модели. 21 В авангарде этого движения были новые частные университеты, такие как Чикагский, Кларк, Корнелл, Джонс Хопкинс и Стэнфорд, основанные богатыми промышленниками - Рокфеллером в случае с Чикаго. Лучшие частные колледжи, такие как Гарвард, Йель и Принстон, а также некоторые государственные университеты, такие как Мичиган и Висконсин, также начали подражать новой модели, часто в условиях внутреннего конфликта в учебных заведениях. Вместо того чтобы сосредоточиться исключительно на обучении студентов, исследовательские университеты стали определять себя по подготовке выпускников и исследованиям преподавателей, поддерживая тесные связи с развивающимися бюрократическими структурами в бизнесе и правительстве.
До появления американского исследовательского университета американские студенты, желающие получить высшее образование во многих областях, толпами устремлялись в Германию. 22 В области гуманитарных и социальных наук они знакомились с европейским романтизмом в лице немецкой исторической школы. В лучшем случае историческая школа научила американцев важности подробных исторических исследований, а также научным методам - науке. 23 В том числе статистике, которая была полезна при планировании в бюрократических структурах. В то же время, однако, американцы прониклись враждебностью к абстрактной социальной теории и особенно к идее, что такая теория может быть применима ко всем людям, независимо от времени и места. Будучи романтиками, представители исторической школы считали, что они узнали от Дарвина, что общество - это органическая целостность. Они практиковали Volkswirtschaftslehre, науку о национальной экономике: "Как нация представляет собой совокупность всех ее отдельных членов в прошлом и настоящем, так и национальная экономика является социальным организмом, жизнь которого выходит за рамки жизни отдельных людей, групп интересов или отдельных поколений". Для немецких ученых аналогия с биологическим организмом предполагала отказ, как скрытый, так и явный, от экономики laissez-faire." 24