The Corporation and the Twentieth Century

Когда в 1913 году на пост президента взошел единомышленник Вудро Вильсон, Брандейс получил свой шанс. Хотя сам он твердо верил в силу научного управления, Брандейс также считал, что большие размеры неэффективны. 68 Таким образом, чтобы сохранить децентрализацию, нужно было просто запретить практику, которая давала, по его мнению, искусственные преимущества большим размерам. Необходимо просто перечислить и запретить "антиконкурентные практики", которые, по мнению Брандейса, были хорошо понятны и недвусмысленны. (Один Уильям Х. С. Стивенс, вскоре ставший помощником главного экономиста Федеральной торговой комиссии, в 1914 году перечислил именно одиннадцать "нечестных" практик). 69 При попытке написать закон, однако, сразу же стало ясно, что сложные межфирменные соглашения и другие виды поведения, подлежащие запрету, далеко не так хорошо понятны; и даже представители малого бизнеса начали чувствовать угрозу от криминализации того, что для них было обычными деловыми контрактами. Брандейс был вынужден убедить Вильсона принять гибридную систему, которая просуществует до конца века и после него: расплывчатое и квалифицированное перечисление антиконкурентных практик, лежащее в основе Закона Шермана, плюс создание экспертной комиссии - Федеральной торговой комиссии - которая должна была помочь разобраться в возникающих неясностях, но не обладала единой центральной властью над бизнесом, как того хотел Тедди Рузвельт.

Эта история имеет большое значение для сегодняшних дискуссий по антимонопольной политике, поскольку в центре этих дискуссий стоит призыв вернуться к взглядам Брандейса. 70 Действительно, сторонники "необрандейсианского" подхода в настоящее время обосновались в Вашингтоне, в том числе в ФТК, которая предлагает еще раз попытаться определить и перечислить "нечестные методы конкуренции" с помощью административного нормотворчества. 71

Один из главных постулатов необрандейсианской точки зрения заключается в том, что антимонопольное законодательство изначально не ставило своей целью ни выгоду потребителей, ни тем более экономическую эффективность. 72 Цель выгоды потребителей, как нам говорят, не была официальным ориентиром антимонопольной политики до тех пор, пока в конце века не стала известна так называемая Чикагская школа. Мы, конечно, увидим, что антимонопольная политика действительно часто работала на защиту существующих конкурентов. Однако, как мы также увидим, многие из первых политиков, юристов и писателей, желавших защитить мелких конкурентов, одновременно обвиняли "тресты" в повышении цен и препятствовании активной конкуренции. В этом смысле в антитрестовской политике с самого начала прослеживалась и цель защиты потребителей, и, возможно, даже цель повышения экономической эффективности. Эти две цели жили бок о бок на протяжении всего столетия, даже если в конечном итоге возобладало мнение об эффективности. "Наша испуганная корова родилась двухголовой", - писал журнал Fortune в 1966 году. 73

Однако, вопреки распространенному мнению, выгода потребителей была официально возведена в ранг главной цели федерального правоприменения не Чикагской школой, а Новым курсом. В 1938 году Франклин Рузвельт назначил профессора права Йельского университета Турмана Арнольда главой Антитрестовского отдела Министерства юстиции. Энергичный Арнольд превратил отдел в бюрократическую силу, запустив почти половину всех федеральных антимонопольных дел, возбужденных за полвека после принятия Закона Шермана. Мировоззрение Арнольда во многом было противоположно мировоззрению Брандейса. Он хотел лишить антимонопольное законодательство морализаторских атрибутов и сосредоточить его исключительно на интересах потребителей, даже если, как это часто бывало, это означало борьбу с децентрализованными отраслями. Не ограничиваясь перечислением запрещенных практик, Арнольд рассматривал антимонопольное законодательство как процесс практического регулирования бизнеса государством в каждом конкретном случае. Наряду с его собственными политическими ошибками, война, во время которой военные защищали крупные корпорации, от которых они так зависели, положила конец администрации Арнольда. Но после войны сильное бюрократическое принуждение возродилось, чему способствовали привлекающие внимание слушания в Конгрессе и множество законов.