Спустилась ночь, когда Имхотеп и Меила снова уединились на берегу священного озера. Сумерки в пустыне были очень короткими, и времени для отступления у египтянки почти не осталось.
Имхотеп овладел ею и до сих пор не отпускал - чтобы ничто не помешало ритуалу, который наконец-то будет завершен. И тогда он станет неуязвим…
Имхотеп сидел у кромки воды, держа на коленях черную книгу, и Меила сидела рядом. Она смотрела на своего супруга в вечности, и он без труда завладел ее разумом и повел за собой. Египтянка вновь перенеслась во дворец Сети и вступила в потешный бой с царской дочерью, Нефертири… мистерия, которые даже в исполнении жрецов обычно значили не больше, чем спектакли для современных театралов. Но каждое представление сохраняло свой тайный смысл. Меила все еще оставалась Меилой, и могла отделить себя от тех живых картин, что возникали перед ее глазами.
Анк-су-намун повергла на мозаичный пол Нефертири, и принцесса открыла лицо, сдвинув на лоб золотую маску. Эвелин О’Коннелл. Вторая женщина тоже подпала под власть Имхотепа, и тоже зачарованно наблюдала за происходящим со стороны…
Царевна вскочила, разъяренная снисходительной насмешкой любимой наложницы отца, и вновь набросилась на противницу. Нефертири и Анк-су-намун сражались на коротких кинжалах-саи: во дворце у обитательниц женской половины было достаточно времени, чтобы виртуозно овладеть этим искусством. Сети и Имхотеп неотрывно следили за ними с тронного возвышения; все придворные аплодировали им, забыв о своей важности. Это была битва, достойная двух молодых богинь, из которых одной было предназначено стать демоницей, разрушительницей Маат!
Но кто осудил ее на это?..
Анк-су-намун во второй раз опрокинула свою противницу на пол, перебросив ее через плечо, и победа осталась за нею.
Нефертири отказалась принять руку своей наставницы, поднимаясь на ноги. Маленькая гордячка. “Ничего, твой отец не вечен, как все, кто был до него, - подумала Анк-су-намун, встретившись с царевной глазами. - Посмотрим, кому достанешься ты, когда этот Хор на троне умрет!”
Потом египтянка перенеслась на много дней вперед: она очутилась в опочивальне Сети, за тончайшими золотистыми занавесями. Она пришла на свидание к Имхотепу. Тот проклятый вечер, когда…
Имхотеп приблизился к ней, и они приветствовали друг друга. А потом руки жреца опустились на ее плечи, смазывая черный рисунок, нанесенный для удовольствия ревнивого фараона. Этот поцелуй был последним в их первой, самой настоящей жизни…
Их уединение нарушил фараон. Любовники услышали его шаги и успели разбежаться, но не успели придумать, что делать. И поспешно принятое решение стало роковым. Анк-су-намун ударила своего господина ножом, и это оказалось ее последней жестокой радостью.
Имхотеп и его любовница быстро расправились с Сети, орудуя ножом и собственным мечом фараона; они выпрямились, все еще опьяненные его кровью и своим торжеством.
Может быть, они успели бы бежать вместе с жрецами Имхотепа, а убийство старого царя во дворце приписали бы хеттам* или другим врагам из Азии! Как это было бы легко!.. Но царевна Нефертири успела натравить на них меджаев, и царская дочь не оставила Анк-су-намун выхода.
Когда в спальню Сети ворвались стражники с боевыми серпами, наложница фараона взмахнула ножом и ударила себя. Меила взмахнула ножом и ударила себя, полностью синхронизировавшись со своим древним “я”: ее ослепила разрывающая, невозможная боль, и оба этих женских “я” умерли, смешавшись и погрузившись во тьму.
Но небытие было коротким. Имхотеп громко прочел по книге заклинание, и к Анк-су-намун вернулось дыхание жизни. Та, которая была прежде Меилой, подняла голову и посмотрела на него.
Египтянка изумленно и радостно улыбнулась:
- Имхотеп!..
- Анк-су-намун, - откликнулся жрец, радуясь и торжествуя. Перед ним снова была та, ради которой он перенес муки, непосильные для человека. Та женщина, которая только что умерла, была его возлюбленной лишь наполовину. Но теперь… сбылись все его надежды, пронесенные через многие хенти*.
Египтянка изумленно осмотрела руины, где они находились. Да, она узнавала эти места, и знала, что она и ее возлюбленный находятся в бывшем храме Амона, - но и только. Почему святилище в запустении, сколько времени прошло с того дня, как его покинули служители, - Анк-су-намун не могла бы сказать. Она даже не могла бы в эту минуту сказать, что она и Имхотеп делают здесь.
Египтянка перевела недоуменный взгляд на Имхотепа, потом провела рукой по своей одежде, запятнанной кровью. Отголосок боли вверху и внизу живота еще ощущался.
- Что это?.. - спросила она на языке, который теперь был ей присущ.
- Я тебе напомню, - откликнулся жрец, внимательно следивший за нею и, по-видимому, вполне ожидавший такого поведения.
Имхотеп коротко обрисовал своей подруге то, что с ними случилось до сих пор, - затронул даже жизнь Меилы Наис, насколько успел заглянуть в нее. “Меила Наис”, - Имхотеп, конечно, запомнил имя нового воплощения Анк-су-намун и назвал его ей.