The Beginning of the End (СИ)

Тамин устроила ее у себя на коленях и тронула струны. А потом запела, сильным и проникновенным голосом.

Моя возлюбленная несравненна,

Прекраснейшая из прекрасных в Та-Кемет.

Вот она встает

На горизонте моего видения,

Она подобна звезде, что сияет

На челе счастливого года.

Сладостны уста, что воркуют,

Но не многоречивы,

И высокая шея, что ведет

К юным грудям, которые тверды

В сиянии, что озаряет

Синеву ниспадающих волос.

Стройны руки, оттененные золотом,

Пальцы нежнее лепестков лотоса,

И изгиб спины нисходит

Тонким шепотом стана

К изобильным чреслам.

Подобных им не видели

Со времен богов.

Облеченная в совершенную плоть женщины,

Она царит над этою землей,

И шея каждого отрока

Поворачивается, когда его глаза провожают ее.

Тот, который обоймет это тело,

Познает совершенный восторг –

Лучший среди сильных,

Первый среди возлюбленных.

Смотрите же, живущие:

Вот идет Золотая,

Подобная Царице любви,

Первая из прекраснейших.

Изумительно было слышать мужскую любовную песню в исполнении жрицы Амона. В ее голосе прозвучала тоска по любви, которой ей не довелось испытать; и сожаление обо всех влюбленных, чье чувство так скоротечно.

Синухет и Белла несколько мгновений молчали, пораженные. А потом Белла начала хлопать, и Синухет присоединился к ней.

Тамин польщенно улыбалась, но глаза ее влажно блестели. А потом жрица неожиданно сказала:

- Я не завидую той, о которой поется в этой песне. Но ради таких песен стоит жить, не правда ли?

***

Собираясь во дворец, Белла тщательно сколола волосы на затылке, спрятав их под свой черный парик с пробором и челкой. Нарисовала широкие черные брови, подвела глаза и припудрила веки фиолетовой марганцевой пудрой.

Посмотревшись в круглое медное зеркало, пленница понадеялась, что получится сохранить инкогнито.

Она надела широкое ожерелье и браслеты с лазуритовыми вставками, голубое платье на ней было из льна третьей степени прозрачности. Чтобы скрыть все, что следовало скрыть, Белла надела узкий набедренник, который сама расшила бисером, и нагрудную повязку. Синухет тоже нарядился и накрасился так, что стал сам на себя не похож.

Они, взяв малыша и обоих слуг, а также ящик с самым необходимым, пешком дошли до дома Тамин. Благо дневная жара лишь недавно пошла на убыль, и улицы еще спали.

Тамин ждала их, одетая в простой белый калазирис. На ней был синий парик, такой же, как тот, что Белла носила в храме Амона. У англичанки екнуло сердце.

Жрица приказала приготовить двое носилок, и они не мешкая отправились во дворец. Белла держала на коленях сына и не выглядывала наружу, все внимание отдав ему.

Они остановились в первый раз у внешней стены дворца, где их проверил первый караул, а во второй - на площадке перед дворцом. Широкая лестница поднималась на верхнюю площадку, где стояли на часах меджаи - стражники его величества, вооруженные боевыми серпами.

Во внутреннем дворе, на дышавших жаром каменных плитах, уже столпилось множество приглашенных. Белла увидела цвет Уасета - надменных, небрежных мужчин, беспечно смеявшихся женщин, которые обмахивались веерами. Они были разодеты так, точно потратили на это все свое состояние. Вероятно, некоторые так и сделали.

Белла с облегчением увидела, что есть женщины, которые, как и она, привели с собой маленьких детей.

Она попросила Синухета, чтобы они поднялись на верхнюю площадку, - боялась, что Сетеп-эн-Сетху напечет головку.

Едва только они взошли по ступеням, как двойные двери распахнулись и на пороге появился человек в белой одежде до пола, в парике, который курчавился, как баранья шерсть. Он громко стукнул своим жезлом.

По знаку этого распорядителя церемоний гости устремились внутрь. Белла мимолетно удивилась, как могут меджаи за всеми уследить… или Сети просто слишком надеется на свою неприкосновенность?

Теперь их должны были развести по комнатам. Белла почти не смотрела по сторонам, следя за сыном и своим хозяином. Она даже не заметила, когда Тамин осталась позади.

Очевидно, жрецам полагались отдельные покои.

Синухету с его женщиной, ребенком и слугами досталась небольшая комната без окон и почти без украшений, хотя и чистая. Что ж, это понятно. У фараона гости, наверное, живут как сельди в бочке…

Тут Белла вспомнила, что детей разрешали селить в гареме. Ей было страшно отпускать от себя сына, но здесь им не предоставили никаких удобств!

Она сказала об этом Синухету, и египтянин согласился, что сына следует устроить немедленно, пока их не позвали к царю. Поколебавшись, Синухет велел идти с мальчиком обоим слугам: чтобы нянька осталась, а Реннефер вернулся и доложил, где ребенок и как найти к нему дорогу.

Едва только они успели это сделать, как явился царский вестник с золотым знаком на груди. Пора было идти.

Слуга фараона довел Синухета и его наложницу до дверей зала. Они ступили внутрь, борясь с робостью. Пиршественный зал оказался огромен, с мозаичным полом и отделанными позолотой стенами. В конце его было широкое тронное возвышение. Сладко пахли курения, и гости рассаживались на подушках, за пока еще пустыми столиками.