Главное переселенческое движение шло с юга и с запада и направлялось на восток. Но там могла привлекать его только одна страна. То была не Австрия, служившая орудием католической контрреформации, и не Саксония, где князь и народ застыли в узком лютеранстве и где учили, что кальвинисты по 23 пунктам думают как ариане и по 67 как турки: то был Бранденбург. Его князья, исповедуя среди лютеранского население кальвинизм, могли принимать к себе одновременно и лютеран, изгнанных кальвинистами, и кальвинистов, изгнанных лютеранами. Курфюрсты сделали терпимость принципом своего управления в одном своем государстве, которое выжило среди стольких опасностей только благодаря постоянным о нем попечениям и заботливости, они исповедывали прежде всего религию государства. У них было слишком мало подданных, чтобы они могли позволить себе роскошь строгого правоверия, и их средства не позволяли им сделаться гонителями еретиков; сначала жить, а затем уже заниматься богословием — вот их общий девиз. Все те, кто страдал за веру в Германии, обращали взоры на эту отдаленную землю, и пришел злосчастный для Франции день, когда плоская равнина, пески которой пьют воду Гавеля, явилась обетованной землей для жителей живописных Севенн и берегов Луары.
Когда правительство Людовика XIV, истощив все предварительные меры преследования, перешло к открытому насилию над гугенотами, то протестантские государства прямо наперебой начали предлагать свое гостеприимство бежавшим французам. Особенно выделялся своею ревностью Великий Курфюрст. Опасаясь, чтобы Англия и Голландия, в силу своего положения, старых своих связей и богатства, не привлекли к себе всех переселенцев, он заявлял о себе с особой настойчивостью и делал самые заманчивые предложения. В Потсдамском указе от 29 октября 1684 г., который он распространил по Франции в пятистах печатных экземплярах, он обещал всем, кто пожелает переселиться в его государство, пособие на переезд, путевые указания и проводников, затем, по прибытии на место, беспошлинный ввоз денег, движимости и товаров, даровую уступку пустых или заброшенных домов, участки земли и материал для построек, свободу от податей на десять лет и городское право или бесплатный прием в цехи. Земледельцам он предлагал земли, фабрикантам денежные ссуды, дворянам должности, какие им будут по сердцу, и всем вообще право составлять общины, с проповедью слова божия на родном языке и с выборным французским судом. И Фридрих-Вильгельм сдержал все, что обещал. По таким указаниям эмигранты из Северной Франции направились в Амстердам, а из Южной во Франкфурт, откуда поджидавшие в этих двух городах прусские комиссары переправили их, за счет своего государя, в Бранденбург. Нуждавшимся в пособии переселенцам не приходилось его выпрашивать. Добровольные пожертвования, в которые внесло свой вклад даже католическое духовенство, принудительные сборы, введенные после того, как частная благотворительность была исчерпана, и, наконец, заимствование из военного бюджета образовали особый фонд вспомоществования, и все нужды переселенцев удовлетворялись из него так широко, что слух об этом дошел до эмигрантов, водворившихся в других странах, и многие покинули Англию и Швейцарию, чтобы войти в число новых подданных курфюрста Фридриха-Вильгельма.
В официальных документах число французских эмигрантов, нашедших приют в Бранденбурге при Великом Курфюрсте, определяется в 20 000, что составляет более десятой части всего тогдашнего населения этой провинции; но цифрами нельзя измерить заслуг, оказанных нашими соотечественниками их новой родине. Можно ли вычислить, чем обязан им Берлин! После Тридцатилетней войны, когда Фридрих-Вильгельм утвердил свою резиденцию в этой столице, там насчитывалось около 6000 жителей и 950 жилых домов, деревянные фасады которых смотрели на не мощеные улицы, обставившись в виде украшения кучами навоза и свиными хлевами. В дурную погоду, которая в этих местностях бывает довольно часто, движение по улицам становилось почти невозможно. На Шпре были мосты, но такого рода, что возчик прежде чем на них въезжать, поручал милости Божией свою кладь и свою душу. Великий Курфюрст много сделал для очистки и расширения этого скверного местечка: население столицы возросло в его царствование, по словам одних, до 14 000, по словам других, до 20 000 душ, но в этом числе нужно считать 6 000 французских эмигрантов. Они, без всякого сомнение, более всего и способствовали преобразованию города; между ними было много богатых людей, а бедные были искусными ремесленниками. Бедняки завели свои лавочки на всех перекрестках и во всех углах замка курфюрста, а в Доротеевском квартале, названном французами дворянским кварталом, богачи построили дома, обитатели которых были, конечно, слишком благовоспитанны, чтобы оскорблять взоры прохожих зрелищем грязных хлевов, откуда постоянно доносилось хрюканье вонючих животных.