– На скелеты сегодня большой спрос. Ладно, я открою рот, и ты положишь туда кусочек. Мне и притрагиваться противно к этой вязкой, как сироп, гадости. А то руку перепачкаю так, что потом не отмою.
– Пошире открывай!.. Горячо!.. Осторожней!..
Сказать по правде, Барома – была мне даже ближе, чем мама. Барома все равно что открытая книга: она ничего не таила в себе. А ее любовь ко мне выражалась в том, что она всегда меня чем-то пичкала, неизменно ругала худобу и даже больше того, была против феминизма. И все же, когда я хотела, мне удавалось ее разубедить. Я могла попросить у нее все что угодно – и незамедлительно получить.
Полтора года назад Барома чуть в обморок не упала, когда дядюшка купил мне мотороллер. Она с ним крепко тогда поругалась. Ясное дело, раньше она никогда не видела такой штуковины. Зато теперь она с удовольствием ездит со мной на заднем сиденье.
Барома говорила:
– Ты и впрямь мальчишка. И девчонкой родилась по ошибке.
Но Барома не знала, что я самая что ни на есть девчонка. И, в отличие от нее, нисколько об этом не жалела. Я очень счастлива, что родилась девчонкой. Если такая штука, как перерождение, действительно существует, я хотела бы всякий раз перерождаться в девчонку. И вообще, мне бы хотелось, чтобы мир принадлежал только женщинам, а не мужчинам. Какой прекрасный был бы он тогда, если бы в нем жили только женщины! Впрочем, нет, папа с братом и двое дедушек пусть останутся. И больше никого.
Сегодня у нас праздник. И мне предстоит сделать кучу вещей: сходить на музыку, потом к Шабари за тетрадками, а от нее к Сумите – она вяжет мне кофточку, и я попросила ее немножко изменить фасон.
Как только я спустилась по лестнице, мама сказала:
– Бошон, загляни ко мне после завтрака!
Почему она сказала так строго? Моя мама и вдруг строгая, пусть даже чуть-чуть!
В маминой комнате темно и ужасно уныло. Там полно ящиков, коробок и еще бог весть чего. Барома сидела на кровати и болтала ногами. Мама стояла напротив сейфа. Перед ней на полу лежала огромная шкатулка для украшений.
– Закрой дверь и подойди сюда.
Я закрыла дверь, но не подошла.
Мама как-то странно посмотрела на меня.
– Узнаешь эту шкатулку? Неужели не помнишь?
Я покачала головой.
– Нет. А что я должна помнить?
– Когда-то это была твоя шкатулка.
Я с отвращением отвернулась.
– Не помню.
– Может, не в этой жизни.
Я посмотрела на маму с изумлением. Мать всегда была здравомыслящей. И подобной ерунды я от нее никогда не слышала. Что с ней случилось?!
– Ты хочешь сказать – в другой жизни?
Барома недовольно сказала матери:
– Ну что ты ей голову морочишь? Совсем рехнулась?
Мама открыла крышку.
– Взгляни-ка! Да повнимательней.
В шкатулке было полно золота и всяких массивных украшений. Мне захотелось выбросить все эти противные штучки.
– Тут и глядеть нечего, – сказала я. – Какие-то старинные украшения.
– На сотню бхори, а то и больше. Но никак не меньше.
– Зачем ты мне все это показываешь? У меня и без того достаточно украшений. Ты хоть раз видела, чтобы я надевала любое из них? Ненавижу украшения.
– Это был мой долг. Вот зачем.
– Кому же принадлежит все это? Неужели тебе подарили на свадьбу?
– Нет. Это все твое.
– Мне ничего не нужно. Оставь все себе.
Лицо мамы на миг озарилось сиянием – это было видно даже в темноте. Она тихонько и как-то тревожно вздохнула.
Барома сказала:
– Лата, заканчивай с этой своей драматической историей! А то бог знает, куда тебя заведет твое безрассудство. Она же еще маленькая – что они знают в наши дни про драгоценности? Обратись к Кшитишу и попроси его кое-что переплавить из этой кучи. Только немного. Ювелирам лучше не показывать, сколько у тебя золота в доме.
Я так и не поняла, что за представление было сегодня утром. Я посмотрела на них по очереди. Что все это значило?
Почему мама так странно на меня глядит? Я же здесь не чужая.
Мама сказала:
– С твоего позволения, я уберу шкатулку обратно.
– С моего позволения? Но при чем тут я? Я никогда в жизни не видела эти драгоценности. Чьи они?
Мама опустила голову.
– Их кое-кто завещал тебе. А я все это время только их хранила.
– Что же мне с ними делать? И кто их мне завещал?
– Твоя тетушка. Ей жилось несладко. И эти драгоценности были для нее все равно что сердце.
– Кто же она была?
– Ты никогда ее не видела. Ее звали Рашомойи.
Я улыбнулась.
– Я видела ее фотографии. Такие красивые. Выходит, теперь я живу в ее комнатах?
– Ты живешь там по праву. Иначе зачем бы тебе их занимать?
– Но почему ты рассказала об этом только сегодня?
Мама с Баромой загадочно переглянулись. Я почувствовала между ними какой-то сговор.
– Мне пора идти, мама. У меня еще столько дел.
– Ладно.
Никому не понять романтического безрассудства, когда нахлобучиваешь на голову шлем и уносишься прочь на мотороллере. Пронизывающий холодный ветер, проникнув мне в голову через нос и рот, развеял все мысли про драгоценности. Нет, маму с Баромой мне было не понять. Какие-то они старомодные. Ни о чем другом, кроме золота и украшений, и думать не могут. Неужели они ни разу не пытались оглядеться вокруг и понять, до чего же прекрасен мир?