Усилием воли преодолев искушение, он заторможенно отстранился… в средоточии обернутого в темень мира искаженное девичье лицо казалось маской, слипшиеся от тины и песка волосы свалялись, запекшаяся кровяная корка на виске ярко чернела.
— Изольда…
Оглушенный собственной жестокостью, что всегда была ему чужда, Лютинг расцепил ладони, высвобождая заложницу. Она продолжала отбиваться, подобно пойманной в силки птице.
— Отпусти меня! Развяжи! — Извивающиеся руки скребли и царапали, будто в попытке сбросить тесные узы.
Чтобы не дать ей ранить себя, он изловил ее запястья и, бережно удерживал, пока противоборство не сошло на нет. И все больше стыдился недавней страстной одержимости, затмившей разум.
— Очнись, принцесса, пожалуйста… я не хотел обидеть тебя…
Ввергнутая в полутранс его монотонным шепотом, Изольда помалу успокоилась. Тело еще дрожало, но не выгибалось дугой, словно из него вынимают душу. Теперь приморский королевич мог приподнять ее, прислонить спиной к груди и даже вдохнуть украдкой сырой запах потяжелевших от глины волос.
— Тс-с, тише… — баюкал Таальвен принцессу.
Но и вопреки навеивавшему оцепенение голосу она продолжала всхлипывать:
— Освободи меня, расколдуй… Невыносимо жить, пока ты гонишь, преследуешь… День за днем я чувствую, как истончается моя суть…
— Неправда, — противился Лютинг, невольно отбирая у жены право на пререкания. — Тебя обещала мне судьба… Она сплела воедино наши жизни, определила пути и не могла ошибиться. Разве есть нечто дурное, предосудительное в моем искреннем желании быть рядом, защищать, любить тебя?
По-прежнему чересчур изнуренная, чтобы пошевелиться, терновая колдунья тяжело вздохнула.
— А если я не хочу этого?
— Что ж, — внутри у него заныло, — ты вольна уйти — куда угодно, с кем пожелаешь…
— И ты отпустишь меня?
— Отпущу, — судорожно выдохнул Лютинг, сам до конца не веря, что способен на подобное. — Клянусь именами своих предков, я не стану держать тебя силой… Но прошу, давай хотя бы попробуем — стать мужем и женой…
Уронив голову ему на плечо, Изольда опустила веки, слабо кивнула. Было неясно, соглашается ли она от бессилия или действительно принимает его предложение. Но покуда Таальвен мог обнимать ее, прижимаясь губами к разбитому виску, это не имело значения.
— Ты гневалась из-за оков, которые надевали в древности невестам в приморских краях, — задумчиво пробормотал он. — А знала ли, что ключи от них бросали со скалы в море с тем, чтобы жених добыл их со дна и отомкнул браслет своей суженой в день свадьбы?
— Нет, — ответила принцесса. — Что же случалось с теми, кто не находил ключа?
— Они считались недостойными женитьбы… — Отыскав обручальные кольца на ее израненных пальцах, Лютинг повертел одно, другое и, не стянув до конца, вернул их на место. — Но нередко происходило и так, что жених погибал, пытаясь отобрать заветную вещь у морской пучины. В случае несчастья обещанная ему в жены девушка должна была год носить траур, а затем вновь могла давать любовные клятвы.
— Стало быть, ты прыгнул бы за ключом, играй мы свадьбу в родовом замке Мак Тир? — едва шевеля языком, поинтересовалась колдунья. — Это хуже, чем выходить замуж по принуждению.
— Почему?
Устраиваясь поудобнее, она поерзала, уткнулась затылком ему в ключицу.
— Потому что большей глупости, чем тонуть из-за металлической побрякушки, сложно представить… Думаешь, отрадно невесте быть причиной смерти пусть и нелюбимого человека? А если по ее милости погибнут двое?
— Никто не станет считать ее виноватой…
Неутешительная поправка заставила Изольду хмыкнуть с предубеждением:
— Как насчет самой нареченной?
Вопрос смутил приморского королевича, ведь раньше он не размышлял об этом. Но в том-то и состояла вся прелесть его воспитания, что любые жизненные недоразумения легко списывались на злой рок.
— Если им суждено быть вместе…
— Ох, замолчи, Лютинг Мак Тир, — устало оборвала его принцесса. — От твоей привычки слепо следовать заветам, противоречащим здравому смыслу, злость берет. Кажется, предпиши тебе боги взять в жены морскую сирену, ты и тогда не стал бы бунтовать.
— Из нас двоих вовсе не я обручился с волком, — напомнил он справедливо.
— Зато ты женился на терновой ведьме, что не особо прозорливее…
Затеяв спор, колдунья почуяла, как прибывающая сила наполняет ватное тело, выровнялась. Близость Таальвена вдруг покоробила, вогнала в краску. То, как мерно стучало его сердце под ее левой лопаткой, одновременно завораживало, отпугивало. Но признаться себе, что за несколько минут она свыклась с тяжестью мужских рук, принцесса не успела. Словно гром, возвращающий из небытия, вдалеке послышался топот конских копыт, за ним — обрывки разговоров. И спустя мгновение ложбину накрыл зычный окрик:
— Эй, Таальвен Валишер, ты там живой? Или мечешься в беспамятстве, как твой беловолосый спутник? — И, приблизившись еще на десяток саженей, говоривший сообщил кому-то наставительно: — Твердил же, искать следует к западу от озерных долин… Далеко уйти он не мог, да и наследил порядочно.