Теплый берег

Вцепился в обмотку зубами, рвал, дергал. Там, наверно, был намотан километр ниток. Лоб его совсем взмок.

— Лесь! Ножницы взял? На гвозде, близко, над верстаком.

Он совсем забыл про них. Где они тут?

За окном разгорелась заря, огненный отсвет пронизал воду.

— Солнце! — крикнули с воли. — Лесь! Тучи разошлись!

В розовой глубине засветился розовый верстак. Над ним вспыхнули ножницы. Раскрыв огненные лезвия, они висели на стене под водой.

Набрав дыхания, Лесь опустился на корточки с открытыми глазами. Вода послушно разомкнулась и приняла его в свою глухую тишину. Не сразу смог достать до ножниц; вода обманывала, изменяла расстояние. Они висели дальше, чем он надеялся. Он сорвал их с гвоздя в ту последнюю секунду, когда казалось, грудь разорвется от невозможности вдохнуть.

Со своей добычей вынырнул, судорожно дыша. Сердце колотилось где-то в горле. Он и тут не мог надышаться, воздух был сдавлен между водой и потолком.

— Достал? — спросил Коля. — Спрашиваю, достал?

— Да.

— Каждый конец зачисти сантиметра на два.

— Да.

Руки стали неловкими. Душно. Розовый отблеск на потолке погас.

— Опять тучи, никакого солнца, — сообщил Вяч. — Ты поторапливайся, как бы не дождь. Тебе там хорошо под крышей, а у нас — бррр…

Мне хорошо. Очень хорошо. Под самым потолком. Четыре конца. По два сантиметра. Восемь. Сдери нитяную одежку, сдери обмотку, сдери изоляцию.

— Лесь! Как у тебя дела? — Это Колин голос.

— Зачищаю.

Спать охота. Почему так громко тикает будильник? Пальцы не хотят слушаться. Пот сползает в глаза.

— Лесь, что долго?

— Сейчас.

— Готово, Лесь?

— Сейчас.

— Который конец зачищаешь?

— Четвертый.

— Валяй скорей, Мымриков, а то уже утро, — сказал Вяч.

Лесь и сам знал, что утро. Розовый свет погас, но светлые отблески пробежали сквозь воду и раскачали стены. Да нет, он сам качнулся, качнул воду, и отсветы закачались на стенах и потолке…

— Зачистил, — сказал Лесь почему-то осевшим голосом. — Буду подсоединять. Сейчас. Я сейчас.

Он очень устал и положил голову на край шкафа, чтоб отдохнуть. Одну секунду. Под щекой оказался наушник, ладно, пусть лежит. Если бы вода выбила и другие окна, можно бы дышать. Но она их не выбила.

Сделал усилие, стал крепить к клемме оголенные концы. Услышал Колин голос:

— В дальнее отверстие сунь провод от короткой клеммы! Слышишь? В ближнее — от длинной! Что ты там говоришь, Лесь? Громче!

— Не лезет. В дырку провод не лезет!

— Скрути, полезет. Скорей. Наше время началось!

— И тучи синие. И ветер! — крикнул Вяч.

На свете бывает ветер. Надышаться бы. Стучит. Будильник. Нет, это мое сердце стучит…

Скрутил зубами. Вставил.

И сразу — чудо: загорелся зеленый глаз, засветилась шкала настройки. Жив передатчик, жив! В наушнике нарастал свист эфира и потрескивание. И вдруг прозвонили склянки далеких курантов. С Красной площади, с Большой земли они прилетели сюда в затопленный лагерь.

— Слышу! — крикнул Лесь изо всех сил.

— Переключи! Не трать питания на прием. Рычажок вверх, на положение «Передача».

Перевел. Эфир смолк.

— Руку на ключ! Руку на ключ! Выходи в эфир! Не забудь: тире в три раза длинней точки. Передавай пять раз. Ти-ти-ти, та-та-та… Ты что молчишь, Лесь? Не слышу твоего ответа!

— Да, — сказал Лесь.

Он наклонил голову и хлебнул мутной воды. Она была прохладная, тяжесть, сковавшая его, на миг уползла. Силы вернулись.

Надавил на ключ. Зеленый глаз мигнул, просигнализировал ему: «Ты вышел в эфир. Тебя слушают. Тебя слышат.»

…Да, да. Я вышел в эфир. Меня слышат…

— Ти-ти-ти, та-та-та, ти-ти-ти… SOS, SOS, SOS… «Услышьте меня, пожалуйста, у нас больше нет батареек, услышьте меня, я больше не могу, ти-ти-ти, та-та-та, ти-ти-ти.»

— Кончай, — приказал гулкий Колин голос. — Будем надеяться, что нас услышали.

Коля подождал.

— Лесь, почему не плывешь?

Через секунду спросил еще:

— Ты что не вылезаешь?

С тревогой крикнул:

— Ты что молчишь, Лесь?

Голосом Коли говорила вода, стены, тусклый свет. Голос таял и возвращался. Отдохнуть. Хоть минуту. Отдохну и отвечу. Лесь подтянулся, вполз животом на шкаф и лег лицом в пыль.

— Лесь! Вылезай на волю! Мымриков! Ждем!

Дышать. Он перевернулся на спину. Дышать. Глотал воздух открытым ртом, грудь судорожно поднималась. Дышать. Руки обмякли. Что-то еще непременно нужно сделать этими ватными руками. Да! Выкинуть их вперед и плыть, там ветер…

Белое, белое небо нависло над ним. Слишком низко. Оно пахнет отсыревшей известкой. Лесь поднял непослушные руки и уперся в небо, отталкивая его из последних сил.

ГЛАВА 8

— Друг мой Санчо, верь мне: горе так же недолговечно, как и радость, следственно, когда полоса невзгод тянется слишком долго, это значит, что радость близко.

М. Сервантес