Теплая Птица (отредактированный вариант с альтернативной концовкой)

темного нутра вылезли два черных особиста. Один из них держал в руках

винтовку со снайперским прицелом.

Особисты настороженно осмотрелись. Кругом была тишина. Мне

показалось, что я слышу неровное дыхание стоящих в шеренгах стрелков.

Особист, который с снайперкой, наклонился к заднему сиденью, и что-то сказал

(значит, в машине есть кто-то еще).

Сначала показался остроносый сапог с золотистой пряжкой над каблуком,

затем – край красной ткани.

Статный мужик в красном, расшитом золотыми узорами, плаще с явным

удовольствием распрямил могучую спину, тряхнул рыжей копной волос (почти

такой же, как у Марины). Длинная рыжая борода схвачена у подбородка золотым

кольцом и оттого напоминает рыбий хвост; на груди – массивный блестящий

медальон в виде креста; на поясе – самурайский меч без ножен.

«Сущий попугай», - мелькнула крамольная мысль.

«Попугай» поднялся по скрипящим деревянным ступеням на эшафот,

опустился в кресло. Охранники последовали за ним. Снайпер тут же вскинул

винтовку и принялся процеживать через прицел не только наши ряды

(претендентов), но и шеренги стрелков.

Возбуждение охватило меня. Кто этот рыжий? Уж не Лорд-мэр ли?

Точно прочтя мои мысли, особист, подойдя к краю эшафота, закричал:

-Приветствуем носителя креста, главу ОСОБи, отца Никодима!

Стрелки загудели – трудно понять - приветственно или неодобрительно.

Так вот значит, кто он, наш красный «попугай». Глава ОСОБи… Не

участвовал ли этот ублюдок в допросе Марины? До эшафота шагов двадцать

пять, не больше, если вырвать пистолет у коротышки-офицера… Снайпер может

и не успеть…

Перед моим внутренним взором возникло грустное лицо Христо, я вспомнил

его слова: «Тогда напрасны все те жертвы и муки, что принесли возрожденцы на

алтарь нового мира. В том числе, напрасны муки Марины…». Он прав, наш

учитель Христо, тысячу раз прав: месть – это утеха слабака; сильный не мстит,

сильный – творит новый мир. Я буду, я хочу быть сильным!

Отец Никодим лениво поднялся с кресла, сделал шаг к краю эшафота.

Тусклое солнце блеснуло в рыжей гриве.

-Претенденты на славную должность стрелка Армии Московской

Резервации, - голос «носителя креста» был хриплый, как у алкаша. – По

поручению Лорд-мэра...

-Служу Лорд-мэру! – отозвались стрелки.

-Я прибыл в Цитадель со Второй Военной Базы, чтобы участвовать в

ежегодных рождественских испытаниях. Я отвлекся от важных дел не для того,

чтобы смотреть на петушиные бои. Надеюсь, вы покажите все, на что способны, и

те, кто выстоит, станут стрелками. С рождеством.

Отец Никодим вернулся в свое кресло. Особист дал отмашку офицеру:

«Начинайте».

Шеренги стрелков подались в стороны, пропустив на площадку человека в

черной маске. Остро отточенный топор поблескивал у него в руках. Палач

остановился рядом с офицером. Что-то подсказывало мне, что он будет сегодня

отнюдь не второстепенным действующим лицом.

Офицер кивнул палачу и выкрикнул:

-Номер один, номер два.

Претенденты вышли на свободное место и замерли друг напротив друга.

-Ну? Чего встали, как столбы?

-Что мы должны делать?

Пожал плечами «номер один».

В рядах стрелков послышались смешки. «Номер два» соображал быстрее.

Разбежавшись, он въехал обеими ногами в живот противника. Тот вскрикнул от

неожиданности и, потеряв равновесие, упал на спину. «Номер два» рванулся к

нему и принялся бить лежащего, метя тупым носком ботинка в голову. Когда стало

ясно, что «номер один» уже не сможет продолжить поединок, офицер крикнул:

-Довольно.

«Номер два» встал обратно в строй, самодовольно ухмыляясь. Офицер

подошел к «номеру один», дотронулся рукой до шеи.

-Живехонек, - коротышка повернулся к палачу. - Твой выход.

Палач навис над лежащим претендентом, поднял топор, примерился…

Нечеловеческий крик взорвал барабанные перепонки. Под хохот стрелков, «номер

один» вскочил на ноги и побежал по плацу, орошая снег кровью из перерубленной

по локоть руки. Он рухнул лицом в сугроб рядом с воротами и остался лежать в

таком положении.

-Вам присвоен статус «непретендент», - вызвав новый шквал хохота,

сообщил «вдогонку» офицер.

Я бросил взгляд на отца Никодима: тот смеялся, скаля белые зубы.

Это был пир жестокости. Претенденты по двое выходили вперед и, после

короткой (или длинной) схватки, победитель, пошатываясь, вставал обратно в

строй, а побежденному палач присваивал статус непретендента. Снег дымился от

теплой крови. Ее запах щекотал ноздри, вызывая тошноту.

Стрелки в шеренгах скалили зубы, бряцая оружием, орали.

Мне вспомнились Джунгли, дерущиеся твари. Кажется, даже животные не

являли такого зверства, как эти люди…

-Номер тридцать один, номер тридцать два.

Я встряхнул головой и шагнул вперед. Напротив меня замер тридцать

первый номер.

Лицо Бориса изменилось за то время, что мы провели на этом плацу. В нем

появилась угрюмая решимость.

Заорав, Борис кинулся на меня. Сцепившись, мы покатились по снегу.

Короткий удар под дых сбил дыхание, но, изловчившись, я заехал коленом в пах

противнику. Его хватка ослабла; я вскочил на ноги. Борис, щурясь от боли, занял

выжидательную позицию. Я тоже не спешил нападать.

Стрелки загудели.

Борис приблизился, держа кулаки у лица. Я сумел устраниться от