Теплая Птица (отредактированный вариант с альтернативной концовкой)

юноши с задранным подбородком и горделиво выпяченной нижней губой. Одна

бетонная лестница вела наверх, туда, где слышалось завывание ветра в пустых

комнатах, другая – вниз. Вдоль лестницы, ведущей наверх, были установлены

металлические перила, к которым я и привязал собак. Впрочем, псы и не

помышляли о побеге. Оказавшись под защитой от бури, они дружно улеглись на

пол и поглядывали на нас, высунув розовые языки.

-Следуйте за мной, - пригласила Серая.

Логово цоистов находилось в подвале. Серая отворила металлическую

дверь. Терпкий дух человеческого жилья заструился вверх по лестнице. Я вошел,

следом – Марина, и уже за нами – Устин с Ярославом.

Это было большое помещение с черными стенами и закопченным

потолком; у дальней стены возвышалась статуя человека с гитарой, украшенная

бусами из человеческих черепов; в углах – груды тряпья, должно быть, служащие

цоистам постелью. Посреди помещения горел костер, у которого грелись двое.

Еще трое сидели на коленях рядом со статуей, но, как только мы вошли, они

вскочили на ноги и все как один уставились на нас.

-Братья и сестры, - обратилась к ним Серая. – Это…

-Андрей.

-Марина.

-Андрей и Марина едва не погибли, и мы решили привести их сюда.

-Лучше бы пожрать принесли!

-А тебе бы, Антон, только жрать да жрать, - заметила Серая, строго глядя

на длинноволосого парня со сломанным носом. – Лучше бы ты чаще молился!

-Он молится, - словно оправдываясь, сказала пожилая женщина, стоящая

рядом с Антоном. – Он молится, госпожа!

Госпожа! Так вот, значит, кто здесь главный. Впрочем, это можно было

понять и раньше по горделиво-холодному тону, с которым Серая разговаривала с

Устином и Ярославом.

-Располагайтесь, - кивнула мне Серая. – Вы теперь под защитой стен

Храма великого Цоя.

-Цой – жив! – эхом отозвались сектанты.

-Апрель, помоги мне раздеться.

Апрель, невысокая белокурая девушка, бросилась к госпоже. Она приняла у

Серой короткую шубу, - та осталась в свитере, четко очерчивающем небольшую

грудь. Сняла с нее шапку. Череп Серой был голым, как яйцо; на макушке, плавно

переходя в затылок, расположилось вытатуированное изображение все того же

длинноволосого гитариста.

-Вы, должно быть, голодны?

-Да, - поспешно признался я.

-Рудольф!

-Моя госпожа?

Из светового круга выступил коренастый мужик. Он, набычившись,

посмотрел на меня. В плотоядном блеске этих желтоватых глаз я узнал собрата –

игрока. Возможно, этот Рудольф никогда не был в Джунглях, но ему явно знакома

борьба за Теплую Птицу, в которой он, похоже, преуспел, не останавливаясь ни

перед чем.

-У нас есть что-нибудь съестное, Рудольф?

-Сухари, госпожа, да и тех немного.

-Дай им по одному.

По тому, как изменился, - смягчился, потеплел – взгляд Рудольфа, когда он

посмотрел на свою госпожу, я понял: эти двое любовники. И тогда мне стало ясно,

как именно устроена эта секта. В основе ее – страх, а вовсе не вера. Все эти

Ярославы, Устины, Антоны смертельно боятся Рудольфа, который в своем

изодранном тулупе, надетом мехом наружу, похож на зверя, только что

покинувшего Джунгли.

-Приглашаем вас принять участие в еженощной молитве, - произнес

Рудольф, глядя, с какой жадностью мы с Мариной грызем сухари. Сказано это

было таким тоном, что мне стало ясно: отказаться мы не можем.

-Таким образом, вы проявите уважение к Храму, приютившему вас, -

вставила Серая, усаживаясь на принесенной двумя цоистами драное кресло.

Сектанты расселись в кружок у костра, оставляя достаточно места для

двоих, тем самым как бы приглашая нас присоединиться к себе.

Ну что ж, молиться – это не в кипятке вариться. И все-таки: скорее бы

рассвет! Я посмотрел на Марину. На ее лице отражалось похожее желание.

Мы присели на колени у костра. Хотелось протянуть к огню руки, но я не

решился: напротив сидел Рудольф.

-Братья мои, сестры мои, - изменив голос до неузнаваемости, заговорила

Серая. – Мы были – одинокие путники, мы брели во мраке сквозь ночь, не видя

огней, не чувствуя рядом присутствия друга. Мы мучились, мы погибали порознь,

до тех пор, пока в нашу жизнь не вошла вера. Вера в единственного бога - Цоя.

-Цой – жив! – нараспев протянули сектанты.

-По преданию, Цой страдал и умер за нас, недостойных. Теперь мы в

вечном неоплатном долгу перед Господом. Мы должны посвятить свою жизнь

жреческому служению ему, смирить свое тело, открыв душу. Тот, кто будет

верным сыном Цоя, получит награду – вечную жизнь в раю, среди своих братьев и

сестер. Но – горе тому, кто предаст господа нашего, Цоя!

Последнюю фразу Серая произнесла срывающимся, и потому – страшным

голосом.

-Цой – жив! – как ни в чем ни бывало, отозвались сектанты.

-Во славу Господа, споем молитву!

Неровными голосами цоисты запели:

-В небо смотри – видишь там пастуха?

То небесный пастух пасет облака,

Город стреляет в ночь дробью греха,

Но Цой сильней, его власть велика.

Тем, кто ложится спать - Спокойного сна.

Спокойная ночь.

Я ждал это время, и вот это время пришло,