Ветер завывал где-то в черной вышине, ему вторила одна из собак в
упряжке, словно чуя: хозяева попали в беду.
-Глеб, - коротышка кивнул одному из близнецов. – Обшарь-ка их.
Тупо ухмыляясь, мародер направился ко мне. Сухой снег поскрипывал под
валенками.
Эти трое оставили Марину без внимания. Краем глаза я видел: девушка,
держа руки за спиной, что-то делает с ошейником вожака стаи. Что она задумала?
С коротким рыком пес рванулся вперед, взрывая снег широкими когтистыми
лапами. Мгновение – и он уже у костра мародеров. Этого времени оказалось
достаточно: коротышке, чтобы всадить в собаку пулю, а мне - чтоб выхватить
пистолет.
Не давая «цыпленку» повторно прицелиться, я выстрелил в него. Мародер
упал в костер, желтое пальто вспыхнуло.
Собака визжала, перекатываясь по снегу, наконец, затихла. Марина
подбежала к ней, присела рядом.
-Стоять! – заорал я бросившимся врассыпную близнецам.
Громилы замерли, озираясь и хлопая обледенелыми ресницами.
Я подошел к костру - пахнуло жженым волосом. Поднял выпавший из руки
убитого пистолет.
-Как его звать? - спросил, кивнув на труп.
-Шевченко, - отозвался один из близнецов. – Он гад.
-Гад? Зачем тогда вы с ним якшались?
Близнец не ответил.
-Забирайте его и валите отсюда.
Мародеры, кряхтя, подняли товарища. На обгорелой горбоносой роже
сверкают белки глаз. Близнецы, волоча труп, исчезли за стеной начавшейся
метели. Отойдут шагов на двести и швырнут в сугроб: на что им сдался мертвяк?
Я подошел к Марине, сидящей на корточках перед псом. Она подняла
голову:
- Что теперь Снегирь скажет?
Животное, казалось, уснуло; лишь тонкая струйка запекшейся крови,
легшая из уголка пасти на снег, говорила о том, что вожак упряжки мертв.
-Пора, Марина. Буря…
Я положил руку ей на плечо. Девушка кивнула и поднялась.
Ревел ветер, стальные стены склада скрежетали. Собаки без вожака
повизгивали и жались друг к другу.
Пока я рыскал с фонарем по складу – как бы то ни было, а возвращаться с
пустыми руками мы не имели права, - Марина высвободила из упряжки одну из
собак и впрягла ее на место вожака. Сильный пес скулил, как щенок.
В дальнем углу склада я обнаружил деревянный ящик. Выходит, банда
«цыпленка» не все здесь распотрошила - кое-что осталось. Я взял ящик,
подковырнул крышку ножом и открыл. Он был наполнен черными пластиковыми
пакетами.
-Что там?
Я оглянулся. Марина заслонилась рукой от фонаря.
-В глаза не свети. Что там, Андрей?
-Не знаю.
Я осторожно надрезал один из пакетов: сероватый мелкий порошок.
-Наркота?
-Вряд ли.
Я взял щепотку порошка, понюхал - полное отсутствие запаха. «А что,
если…». Поднялся и направился к костру. Марина последовала за мной, но я
махнул рукой: «Оставайся на месте».
Порошок, казалось, еще не коснулся языков огня, как раздался хлопок,
достаточно сильный, чтоб назвать его взрывом. Огненный шар, возникший на
месте костра, опалил мне брови.
Так я и думал: взрывчатка. И очень мощная: я бросил в огонь всего
щепотку… Страшно подумать, что было б, кинь я туда целый пакет. Как очутился
здесь смертоносный порошок? Привезли в Москву террористы и, по недосмотру
складского начальства, поставили ящик сюда ни о чем не подозревающие
рабочие? Бог весть… Не все ли равно, если мир бывших лежит в руинах?
-Что будем делать? – обратился я к Марине, все еще находящейся под
воздействием огненного шара, на мгновение превратившего ночь в день.
-Пожалуй, возьмем. А там пусть Христо решает, что с этим делать.
С трудом взвалив на сани тяжеленный ящик, мы замерли над трупом
собаки.
-Если хочешь, возьмем, - кивнул я на мертвого пса.
Марина отрицательно покачала головой.
-Собаки устали, их стало на одну меньше, и тащить лишний груз через бурю
непосильно для них. Спи спокойно, вожак.
А буря между тем пыталась поднять на свое крыло все, что еще цеплялось
за землю. Снежный вихрь несся над развалинами, над полосами железной
дороги. Скрипело железо. Казалось, сама Москва скребется когтями в
металлическом гробу, тщетно пытаясь приподняться.
Собаки брели, склонив обледенелые холки, едва не касаясь языками
снежного наста. Подняв воротник, Марина всматривалась в белую кутерьму,
пытаясь разглядеть очертания знакомых развалин. Но, похоже, это ей никак не
удавалось, и девушка оборачивалась, бросая на меня тревожные взгляды.
Не было видно и реки, хотя мы ехали не меньше часа. Вместо нее
показалось кладбище – покосившиеся кресты, потрескавшиеся памятники. Стало
понятно, собаки сбились с дороги. Марина попыталась развернуть упряжку, но
усталые псы не послушались; брели, проваливаясь в снег, останавливаясь,
оборачиваясь, подвывая, точно приглашая нас: «Впрягитесь и попробуйте!». С их
языков капала слюна.
Марина положила палку на дно саней и повернулась ко мне.
-Заблудились, Андрей! Кажется, мы уже за пределами РВК.
Я промолчал: что тут скажешь?
За пределами Района Второго Кольца не было развалин. Вернее, дома с
пустыми глазницами окон, с трещинами на каменных телах - это, конечно, тоже
развалины, но все же не кучи кирпича, как в Пустоши. Это место напоминало
Калугу, только дома здесь были гораздо выше. «Жилые массивы» - пришло на ум.