Теплая Птица (отредактированный вариант с альтернативной концовкой)

Да, когда-то в этих громадинах кипела жизнь. Каждое окошко светилось в ночи

желтым пятном.

Ветер завывал, громыхал железом на крышах, стонал, как раненый путник.

Марина прижалась ко мне, я обнял ее, склонил голову, вдыхая запах меховой

шапки. Две Теплые Птицы в снежной пустыне… Я смежил веки.

…Сначала это были мельтешащие разноцветные пятна, а потом я увидел

зеленую поляну с веселыми вкраплениями синих, желтых, красных цветов. В

теплом воздухе порхали бабочки, с деловитым жужжанием мимо проносились

шмели.

-Марина, - позвал я, даже здесь не представляя себя без нее.

Она поднималась ко мне по пригорку, ведя за руку зеленоглазого

белобрысого мальчугана с россыпью веснушек на вздернутом носике. Кто это?

Мой сын… Неужели это мой сын? Залаяли собаки… Почему лают собаки, откуда

здесь собаки?

-Эй!

Лица… Два мужских и женское… Но где бабочки, где мой сын?

Встряхнув головой, я окончательно пришел в себя.

-Эй, вы кто такие? – услышал голос женщины: ее черные глаза

настороженно смотрели из-под надвинутой на лоб шапки. Одета в короткую

грязную шубу, джинсы и сапоги на высоких каблуках. Как только ходит в таких по

сугробам? Лицо серое, осунувшееся, с красным шрамом на лбу, напоминающим

букву «Ц». Я бросил взгляд на ее спутников. Первый - толстяк невысокого роста

со складками кожи под подбородком, одетый в треснувшее под мышками пальто;

второй, - высокий, худющий, зябко кутающийся в кожаный плащ и весь такой …

заостренный: острый нос, острый подбородок, остро поблескивающие глаза. И,

самое главное, на лбах и у того, и у другого точно такой же, как у женщины, шрам.

Собаки захлебывались лаем. Я посмотрел на Марину – она как будто не

была напугана. На всякий случай, я сунул руку в карман, где лежал пистолет.

-Мы из Пустоши, – сказала Марина, вылезая из саней. – Заблудились.

-Из Пустоши? – присвистнул толстяк. – Далеко же вас занесло.

-Где мы?

-В самом центре РТК.

- Центр Третьего кольца? – изумилась Марина. – Не может быть!

Ее возглас остался без внимания.

-Вас повезло, что вы встретили нас, - сказала женщина, переминаясь с

ноги на ногу. – В такую бурю немудрено попасть в Черемушки, или, того хуже, в

Битцу.

-А что там, в Черемушках и Битце? – подал я голос.

-Когда узнаешь, будет поздно, - сверкнув глазами, произнесла женщина. –

Там бесчинствует банда мародеров Шевченко.

Я взглянул на Марину. Та кивнула и сказала:

-Шевченко уже не в Битце, он подвизался в РВК.

-Вот как? – равнодушно сказала Серая. Помолчала.

-Меня зовут Серая. Это – мои братья. Брат...

-Брат Устин, - встрял толстяк и, смутившись, покраснел.

-И брат Ярослав.

Длинный едва заметно склонил голову.

-Что это значит, - братья? – спросил я.

-Мы братья по вере, – взгляд Серой стал жестким. – Мы – цоисты.

Вот значит, почему у них на лбах буква «ц»!

-Цоисты? – удивилась Марина. – Не слыхала…

-Очень жаль. Если бы все стали цоистами, под солнцем воцарился бы Он.

-Кто – он?

-Бог, разумеется.

-Пора, сестра, - кашлянул длинный, поглядывая на небо.

-Да, - кивнула Серая и обратилась к нам. – Я предлагаю переждать бурю у

нас. Будьте гостями детей великого Цоя.

-Цой – жив, – отозвались Устин с Ярославом, молитвенно сложив на груди

руки.

Марина незаметно дернула меня за рукав. Я посмотрел на нее, ничего не

понимая.

-Итак, вы принимаете приглашение?

-Можно мы обсудим это … наедине? – не очень уверенно спросила Марина.

Серая пожала плечами.

-Пожалуйста. Но недолго. Буря.

Цоисты отошли в сторону и принялись что-то горячо обговаривать между

собой.

-Андрей, давай не пойдем, - зашептала Марина. Губы у нее припухли от

мороза, лицо раскраснелось.

-Почему? Мы замерзли, заблудились, в такую бурю нам не добраться до

Пустоши…

-Все это так… Но…

-Что «но»?

-Мне не нравятся эти люди.

-Марина, - я взял ее за руку. – Ничего не бойся. Это просто сумасшедшие,

они безобидны. В конце концов, ты со мной!

Девушка слабо улыбнулась.

-Хорошо, Андрей.

-Эй, - окликнул я цоистов. – Мы идем с вами.

6

СПОКОЙНАЯ НОЧЬ

Дом стоял в уключине переулка, такой же мертвый, как и окружавшие его

каменные собратья. Когда Серая вошла под арку и махнула рукой: «Сюда», я,

ведущий за ошейник вожака упряжки, подумал: не зря ли не послушал Марину? В

конце концов, в Джунглях приходилось переживать и не такие бури, как–либо

перекантовались бы… Но, взглянув на свою женщину, едва бредущую по снегу,

отогнал от себя эту мысль. Одно дело – Джунгли, где, кажется, от деревьев

исходит тепло, и совсем другое – этот город, этот обмороженный каменный гроб.

-Пришли, - произнесла Серая.

Вход в парадное был достаточно широк, чтобы упряжка вместе с санями

протиснулась туда. Но усталые псы отказывались подниматься по обледенелым

бетонным ступенькам.

-Мы поможем, - с готовностью вызвался толстяк Устин. – Так, Ярослав?

Длинный молча вцепился в задник саней. Я дернул за упряжь, вожак, не

привыкший еще к своей новой роли, заскулил, напрягая мускулы.

-Толкайте!

Устин и Ярослав поднапряглись, и сани въехали по ступенькам на

площадку.

Стены парадного украшали разноцветные надписи, рисунки. Чаще других

встречались кричаще-броское «Цой жив!», а так же портрет длинноволосого